ПСИХИЧЕСКОЕ ЗДОРОВЬЕ И ЭКОЛОГИЯ ЛИЧНОСТИ

Ссылка для цитирования: Дружилов С.А. Психическое здоровье и экология личности // Успехи современного естествознания. 2012.  № 12.  C.12-15.

PDF-файл статьи с сайта журнала — кликни на выделенное  название:   Психическое здоровье и экология личности

Аннотация: В статье рассматриваются психические, социальные и личностные компоненты здоровья.  Анализируются различия между медицинской (психиатрической) и психологической моделью психического здоровья. Показано, что концепция «позитивного психического здоровья» подходит для оценки личностного здоровья. Важнейшие критерии личностного здоровья – способность выполнять социальные роли и зрелось личности. Исследование психического здоровья личности осуществляется с помощью психологических методик.

     Здоровье человека не исчерпывается физическим здоровьем. Причиной ухудшения здоровья могут служить негативные факторы социальной среды, личностно значимые ситуации, стресс на которые реагирует психика человека.
Экология человека (как научная дисциплина), по В.П. Казначееву, являясь частью социальной экологии, изучает закономерности взаимодействия человека с окружающей средой, сохранение его здоровья и развития психических возможностей.
Б.Г. Ананьев (1969 г.) в системе человекознания выделял четыре основных понятия: биологический индивид, личность, субъект деятельности и индивидуальность. На каждую из этих сущностей человека оказывает специфическое воздействие физическая и социальная среда.
Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) предложила здоровье человека рассматривать по трем компонентам: физическому (соматическому), психическому и социальному. Обратим внимание на два последних.

  1. Психическое (ментальное) здоровье, согласно определению ВОЗ, рассматривается как состояние благополучия, при котором человек может реализовать свой потенциал, справляться с жизненными стрессами, продуктивно работать, а также вносить вклад в жизнь своего сообщества. Содержание этого понятия не исчерпывается медицинскими и психологическими критериями, в нем всегда отражены общественные и групповые нормы, регламентирующие духовную жизнь человека.

      В медицине и в психологии разные подходы к проблеме психического здоровья. Традиционная медицинская (психиатрическая) модель рассматривает психическое здоровье как меру вероятности развития психической болезни («негативное» определение здоровья как отсутствия болезни). Здесь здоровье рассматривается с позиций психических нарушений и аномалий личности как отклонений от нормы (Б.Д. Карвасарский и др.). Считается, что психическое здоровье не может быть сведено к комфортности самочувствия (состоянию душевного благополучия), рассматриваемого клиницистами в качестве субъективной самооценки.

Необходимо отметить, что понятие «норма», используемое в медицинской модели, не может быть полноценным критерием психического здоровья уже потому, что всякие нормы являются следствием культуры и традиций определенного общества, характерных для определенного исторического периода. Человек, значительно отклоняющийся от стандартов своего сообщества, рискует быть признанным психически больным (или нездоровым).
В предложенной психологами в 60-е годы XX века концепции «позитивного психического здоровья» в центр поставлен анализ здорового функционирования личности как позитивного процесса, обладающего самостоятельной ценностью и содержательно описываемого через понятия самореализации, самоактуализации (К. Гольдштейн, А. Маслоу, Ш. Бюллер), полноценного человеческого функционирования (К. Роджерс), аутентичности (Дж. Бюдженталь), стремления к смыслу (В. Франкл).

В качестве основных критериев психического здоровья психологи обычно называют следующие: 1) соответствие субъективно отражаемых образов объектам действительности и характера реакция – внешним раздражителям, а также значению жизненных событий; 2) адекватный возрасту уровень зрелости эмоционально-волевой и познавательной сфер личности; 3) адаптивность в микросоциальных отношениях (с ближайшим окружением человека – в семье, с близкими, друзьями, коллегами); 3) способность самоуправления поведением, разумного планирования жизненных целей и поддержания активности в их достижения и др. (см., например, Головин С.Ю. Словарь психолога практика).
Отметим, что перечисленные характеристики в большей степени свидетельствуют о степени совершенства и зрелости личности, нежели о психическом здоровье. Кроме того, перечни черт, характерные для модели позитивного здоровья, не позволяют ответить на практический вопрос о механизмах поддержания и восстановления психического здоровья при его нарушениях.

С точки зрения возможности диагностирования психического здоровья психологическими методами нам импонирует позиция И.Л. Левиной, которая под психическим здоровьем понимает «максимальную степень проявления индивидуальности личности при адекватном уровне ее адаптации к внешней среде и отсутствии психических расстройств» [7, с.181]. При этом индивидуальность рассматривается исследователем как «комплексное понятие, включающее адекватные возрасту: эмоциональность – способность адекватно выражать чувства и эмоции в различных жизненных ситуациях; интеллектуальность – процесс извлечения, усвоения информации, умения перерабатывать и применять ее в соответствии с полученными знаниями; личностные характеристики – процесс осознания себя как личности, которой присуще самоощущение, самооценка, самопознание и самореализация» [там же].
Уровень психического здоровья человека в каждый момент его жизни определяется многочисленными социальными, психологическими и биологическими факторами. Ухудшение психического здоровье связано с быстрыми социальными изменениями, стрессовыми условиями на работе, социальным отчуждением, рисками психического и физического насилия и т.д.

  1. Социальный компонент здоровья рассматривается как состояние благополучия, удовлетворенности социальными отношениями, адекватное восприятие социальной действительности, принятие и выполнение социальных норм общества [10]. Социальное здоровье определяется моральными требованиями и нравственными принципами, которые и являются основой социальной жизни человека [3]. Это значит, что человек, здоровый физически и психически, но пренебрегающий принципами нравственности и морали, является нравственно неполноценным, нездоровым [6]. Обратим внимание на необходимость различать рассматриваемое в данной статье социальное здоровье (Social Health) – как социальный компонент здоровья отдельного человека и общественное здоровье (Public health), под которым понимается здоровье популяции, общества в целом, являющееся предметом здравоохранения как науки.

     Соотнесем критерии психического и социального здоровья (наиболее часто приводимые в литературе по психологии здоровья) с основными группами психических явлений процессами, состояниями и свойствами.

       Психические процессы: максимальное приближение субъективных образов к отражаемым объектам действительности (адекватность психического отражения); адекватное восприятие самого себя; способность концентрации внимания на предмете; удержание информации в памяти; способность к логической обработке информации; критичность мышления; способность к творчеству, умение пользоваться интеллектом; дисциплина ума.
    Психические состояния: эмоциональная устойчивость (самообладание); зрелость чувств соответственно возрасту; совладание с негативными эмоциями; свободное, естественное проявление чувств и эмоций; способность радоваться; сохранность привычного (оптимального) самочувствия.
     Свойства личности: оптимизм; сосредоточенность (отсутствие суетливости); уравновешенность; нравственность; адекватный уровень притязаний; чувство долга; уверенность в себе; умение освобождаться от затаенных обид; отсутствие склонности к лени; независимость; естественность; чувство юмора; доброжелательность; самоуважение; адекватная самооценка; самоконтроль; воля; энергичность, активность; целеустремленность.

     Можно заметить смысловую близость психологических критериев психического и социального здоровья: по сути, и в том, и в другом случаях приводятся психологические характеристики полноценной, здоровой личности.
В психологической литературе были попытки введения понятия психологического здоровья (И.В. Дубровина, 1998 г.). Психологическое здоровье рассматривается как динамическая совокупность психических свойств, обеспечивающих внутреннюю гармонию личности, гармонию человека и общества, возможность полноценного функционирования человека в процессе жизнедеятельности. Приводятся критерии психологического здоровья: 1) способность к саморегуляции (внутренней и внешней); 2) наличие позитивного образа «Я» и «Другого»; 3) владение рефлексией; 4) потребность в саморазвитии [9].

Нам близка позиция В.А Ананьева, который считал использование термина «психологическое здоровье» не удачным. Исследователь обращает внимание, что по исходному смыслу термин «психология» («психо» и «логос») не может описывать здоровье, а содержание понятия «психологическое здоровье» отражает качества здоровой, зрелой личности. Поэтому правильнее говорить «здоровая личность», или «личностное здоровье» [1].

Есть и положительный опыт использования этих понятий в научных исследованиях. О.М. Бландинская выделяет личностный компонент здоровья, который определяется как «наличие психологических качеств, характерных для полноценной гармонично развитой, стремящейся к всестороннему совершенствованию личности» [2].

Использование понятия «здоровье личности» естественным образом выводят на проблематику экологии личности, а также гигиены личности.

В нашем понимании, экология личности (как научное направление) должна быть ориентирована на изучение закономерностей и возможности сохранения здоровья личности в условиях социальной и информационной среды, создания условий для полного раскрытия потенциальных сил и возможностей личности, восстановления нарушенное равновесие в человеческой душе. При этом под информационной средой общества (Information environment) понимается мир информации вокруг человека (включая СМИ и Интернет), и мир его информационной деятельности. В информационную среду входит также совокупность социально-экономических и культурных условий реализации процессов информатизации.

     Гигиена – это основная профилактическая медицинская дисциплина, ориентированная на сохранение и укрепление здоровья населения. Соответственно, гигиену личности можно рассматривать как отрасль гигиенической науки, изучающую влияние факторов социальной среды на личность с целью оптимизации благоприятных и профилактики неблагоприятных воздействий. Гигиена личности ориентируется на два объекта изучения – факторы среды (социальной и информационной) и реакцию личности. При этом следует использовать знания, методологию и методы психологической науки и ее отраслей (общей, социальной, психологии личности, психологии труда).

В процессе трудовой деятельности человек проявляет еще одну свою социально-психологическая сущность: он предстает в качестве субъекта труда (в общем случае) или субъекта профессиональной деятельности (в частном случае). И здесь предстают психологические аспекты экологии труда и гигиены труда, связанные с изучением воздействий производственной (трудовой) среды и факторов (операциональных, когнитивных, социально-психологических) производственного процесса на личность, включая проблемы психологического обеспечения профессиональной деятельности.

    Профессиональное здоровье психологи определяют как «интегральную характеристику функционального состояния организма человека по физическим и психическим показателям с целью оценки его способности к определенной профессиональной деятельности с заданными эффективностью и продолжительностью на протяжении заданного периода жизни, а также устойчивость к неблагоприятным факторам, сопровождающим эту деятельность» [10, с. 508].

Под профессиональной деятельностью понимается объективно сложная деятельность, которая предстает перед человеком как конституированный способ выполнения чего-либо, имеющий нормативно установленный характер. Профессиональная деятельность трудна для освоения и требует длительного периода теоретического и практического обучения [5]. Соответственно, велика «цена» подготовки профессионала. Это должно побуждать государство и общество на обеспечение возможности многолетней и плодотворной работы профессионалов. А значит – на решение задач по сохранению их профессионального здоровья и профессионального долголетия.

В качестве критерия профессионального здоровья рассматривается работоспособность. Структуру профессиональной работоспособности, по мнению исследователей, составляют три группы факторов: физический (соматический) статус, психический (психиатрический) статус и социально-психологическая характеристика личности [10]. Таким образом, психический статус и личностные характеристики являются необходимыми составляющими профессионального здоровья.

Нам представляется актуальным рассмотрение социально-психологического аспекта проблемы профессионального здоровья, в частности, психического и социального здоровья как показателей здоровья личности.

Позитивный подход в полной мере подходит к оценке личностного здоровья. К критериям личностного здоровья относятся: а) степень адаптированности личности в социуме; б) удовлетворенность качеством жизни, субъективное благополучие и т.д.; в) способность человека выполнять социальные функции (включение человека в разнообразные социальные структуры).

Г.В. Оллпорт (Allport, G.W.), высказывал мнение, что здоровье личности напрямую связано с ее зрелостью. Он определял зрелую личность, как личность, которая активно владеет своим окружением, обладает устойчивым единством личностных черт и ценностных ориентаций и способна правильно воспринимать людей и себя [8].

И.Н. Гурвич считает, что для прикладных целей исследования в области психологии здоровья вполне достаточным оказываются так называемое «функциональное определение здоровья, основанное на подходе Т. Парсонса (Talcott Parsons, 1958 г.) и восходящее к эволюционной теории представление о дисфункции» (приводится по [4, с. 7]). Автор под здоровьем понимается способность человека полноценно функционировать в основных социальных ролях [4].

Такой подход к здоровью имеет ряд важных для практики следствий: 1) относительность здоровья, подразумевающая отсутствие «абсолютного» психического здоровья. Это значит, что нет человека, который мог бы сохранять психическое здоровье в любых социальных ролях или ситуациях;
2) ограниченность подхода социокультурными нормами общества или социальной группы;
3) функциональное понимание здоровья не подразумевает полного отсутствия симптомов психического расстройства, а только констатирует, что такая симптоматика, если она имеется, не вызывает социальной или поведенческой дисфункции.

Заключение

Здоровье личности целесообразно оценивать по двум интегральным критериям: 1) успешности выполнения человеком социальных функций;
2) социальной зрелости личности.

Список литературы

  1. Ананьев В.А. Психология здоровья: учеб. пособие. Кн. 1: Концептуальные основы психологии здоровья. СПб.: Речь, 2006. 384 с.
  2. Бландинская О.М. Социально-психологические особенности мотивации сохранения и укрепления здоровья у старшеклассников: автореф. дис. канд. психол. наук. Ярославль, 2002.
  3. Васильева О.С., Филатов Ф.Р. Психология здоровья человека: учеб. пособие. М.: Академия, 2001. 352 с.
  4. Гурвич И.Н. Социальная психология здоровья. СПб.: Изд-во С.-Петербург. гос. ун-та, 1999. 1023 с.
  5. Дружилов С.А. Системный подход к изучению психологического феномена профессионализма человека // Вестник Томского гос. педагогич. ун-та. 2005. № 1. С. 62–73.
  6. Дружилов С.А. Нравственные аспекты успеха человека в обществе // Ценности и смыслы. 2009. № 1. С. 90–102.
  7. Левина И.Л. Психическое здоровье учащихся общеобразовательных учреждений разного вида // Бюллетень ВСНЦ СО РАМН. 2002. Т. 1. № 6. С. 180–182.
  8. Оллпорт Г.В. Личность в психологии. М.: КСП Плюс; СПб.: Ювента, 1998. 345 с.
  9. Практическая психология образования: учеб. пособие / Под ред. И.В. Дубровиной. М.: Сфера, 1998. 526 с.
  10. Психология здоровья: учебник для вузов / Под ред. Г.С. Никифорова. СПб.: Питер, 2006. 607 с.

 

Обзорная статья автора о феномене психической  (социально-психологической) адаптации   —  для чтения кликни на выделенное слово: ССЫЛКА 

Психическая адаптация в новой реальности: феномен, факторы, критерии, индикаторы, вызовы

Из статьи: Дружилов С.А. Психическая адаптация в новой реальности: феномен, факторы, критерии, индикаторы, вызовы // Общество: социология, психология, педагогика. 2022. № 8. С. 82–89. https://doi.org/10.24158/spp.2022.8.12  (на сайте РИНЦ).

Аннотация. Второе десятилетие ХХI в. характеризуется существенными переменами в экономической, социальной и трудовой сферах жизни людей. Наступает новая реальность, отличающаяся абсолютной нестационарностью и перманентной изменчивостью. Следствием этих изменений становится нарушение адаптации человека и возникновение у него неблагополучия – соматического, психического, личностного. Цель статьи — проанализировать теоретическое развитие понимания сущности и содержания феномена психической адаптации применительно к новой реальности. Психическая адаптация человека предстает как многоуровневый и многокритериальный феномен. Рассматриваются следующие аспекты проявления адаптации: (1) процессуальный; (2) результативный и гомеостатический; (3) как основание для психических новообразований; (4) как свойство. Выделены три уровня психической адаптации: психофизиологический; индивидуально-психологический; социально-психологический. Адаптационная активность человека проявляется в диалектическом единстве двух сторон ее – внешней и внутренней. Направленность адаптации (на себя или на внешнюю среду) определяется целями и личностными ценностями личности, а реализуется в выбранной стратегии.

Ссылка на полный текст статьи на сайте журнала (pdf-файл), кликните мышкой на выделенное название: Дружилов_Психическая адаптация в новой реальности

 

Проблемы прекаризации труда и трудовой занятости: социально-гигиенические аспекты

Проблемы неусточивости и ненадежности (прекарности)
трудовой занятости (трудоустройства) человека
в сложившейся социально-экономической ситуации

Из статьи: Дружилов С.А. Вопросы нестандартной трудовой занятости: социально-гигиенические аспекты // Медицина труда и промышленная  экология. 2020. Т.60.№ 6. С.392-398.  http://dx.doi.org/10.31089/1026-9428-2020-60-6-392-398

     Кардинальные трансформации социально-трудовой сферы привели к появлению новых рисков для здоровья и санитарно-гигиенических проблем, связанных с ненадежностью трудовой занятости. Возник новый социально-экономический и психологический феномен «прекаритет», повлиявший на условия занятости наемных работников, поэтому описание феномена «прекаритет» нуждается в уточнении.
В статье рассматриваются формы трудовой занятости, отличающиеся от типовой ее модели и ухудшающие положение работника. Приводятся критерии, на основании которых нестандартная занятость считается неустойчивой. Выделены обобщенные виды неустойчивой занятости, специфика которых определяется сочетанием двух факторов: рабочим временем и сроком контракта. Неустойчивые условия работы возможны не только при неформальном трудоустройстве, но и при легальных трудовых отношениях. Ненадежность и неустойчивость труда имеет объективный характер и является закономерным проявлением возникшего экономического и социального порядка.
Феномен «прекаритет занятости» предстает как новая детерминанта здоровья наемных работников. Основным признаком при отнесении занятости и трудовых отношений к феномену «прекаритет» является их ненадежность. Уточняется используемые термины: «прекаритет»; «прекаризация»; прекарность; прекариат.      Сущностной характеристикой прекарной занятости является нарушение социально-трудовых прав и отсутствие гарантий занятости. Значимым индикатором прекаритета является неполная занятость. Прекаритет индуцирует потенциальную опасность увольнения работника и вызванные ей стрессы, психосоматические расстройства и патологические процессы в психике.
Прекарная (неустойчивая, ненадежная)  занятость и связанные с ней трудовые отношения стали массовыми. Многие работники лишены социальных гарантий, в том числе связанных с безопасностью труда, оплатой отпусков и временной нетрудоспособности, обеспечением профилактических мероприятий. Это приводит к нарушению состояния благополучия, а также ухудшению индивидуального и общественного здоровья.

Ключевые словатрудовые отношениястандартная модель занятостинестабильность занятостиненадежная занятостьпрекаритетпрекариатнеполная занятостьобщественное здоровьесоциальное загрязнение

Подробнее о проблеме —  читайте в полном тексте  статьи, ее,
pdf-файл приводится здесь (кликни на выделенную цветом ссылку ниже): Прекаризация трудовой занятости

Профессиональное благополучие человека и психологические аспекты профессиональной адаптации и профессиональных деструкций

Библиографическая ссылка на статью:  Дружилов С. А. Профессиональное благополучие человека и психологические аспекты профессиональной адаптации и профессиональных деструкций // Современные научные исследования и инновации. — 2016. — № 12 (68). — С. 1236–1246.

Аннотация статьи: Благополучие в профессиональной сфере является необходимым условием удовлетворенности человеком жизнью в целом. Рассматривается описательная модель профессионального благополучия с позиций применения ее к анализу личности профессионала. Субъективное благополучие человека связано с его здоровьем – соматическим и психическим. Профессиональное здоровье человека рассматривается как фактор благополучия в профессиональной сфере. Профессиональное здоровье обеспечивает профессиональную пригодность и работоспособность человека, его положительное самовосприятие. Личностное и нравственное здоровье специалиста обеспечивает ценность и смысл его профессионального труда и конструктивную систему отношений в профессиональной среде. Прослеживается связь благополучия с профессиональной адаптацией. Субъективным индикатором профессионального благополучия служит удовлетворенность специалиста трудом, а объективным необходимыми условием является эффективность его деятельности. Рассматриваются профессиональные деструкции в форме моббинга, профессиональной маргинализации и псевдо-профессионализм.
Список литературы:
29 наименований

 

Полный текст статьи — файл в формате pdf (клитните на выделенную ссылку):  Проф-благополучие и адаптация 

Современная информационная среда и экология человека: психологические аспекты

Дружилов С.А. Современная информационная среда и экология человека: психологические аспекты // Гигиена и санитария. 2018; Т. 97. № 7. С. 597-603.

Информационная среда общества как неотъемлемая часть среды обитания человека является фактором его здоровья и должна соответствовать требованиям безопасности. В результате развития коммуникационных технологий на базе компьютерных устройств и построения сети Интернет произошли существенные изменения информационной среды общества и её влияния на человека. Изучение негативного влияния современной информационной среды на человека не может ограничиваться физическими и психофизиологическими факторами. Значимой является семантическая составляющая самой информации. Информационная среда оказывает негативное влияние на когнитивную и эмоциональную сферу его психики. Объектом информационного воздействия является личность. Целью статьи является изучение становления современной информационно-коммуникационной среды общества, тенденций её развития, определение её основных компонентов и психологических особенностей. Материал и методы. Сравнительный анализ воззрений различных авторов и теоретическое их обобщение. Результаты. На основе анализа публикаций представлено современное понимание информационно-коммуникационной среды общества. Становление информационной среды связано с развитием технологий и инструментов фиксации, сохранения и передачи социального опыта. Выделено шесть этапов развития средств передачи и сохранения информации в обществе. Обсуждение. Глобальная информатизация среды ведёт к изменениям жизни и деятельности людей. Воздействиям информационного потока подвергается картина мира человека, его мировоззрение, образ его жизни. Фактором риска является нарушение адаптации человека к новым условиям. Изменения внутри личности не успевают за стремительными изменениями технологий. Заключение. Показано, что в условиях новой информационно-коммуникационной реальности повышается значимость проблематики экологии человека. Информационная среда общества как объект изучения может рассматриваться как: а) среда обитания человека; б) средство информационной деятельности человека; в) система коммуникаций, в том числе межличностных; г) информационная инфраструктура, обеспечивающая хранение, доступ и использование массивов информации.

Ссылка на полный текст статьи (файл в формате pdf) -
Дружилов_Современная информационная среда и экология человека 
(кликните на высвеченную ссылку выше)

Статья о Психологических механизмах формирования у человека  иррациональных убеждений (установок), ведущих к негативным состояниям и деструктивным состояниям — на стороннем сайте автора: для чтения
кликни на выделенное цветом слова далее: Интернет-ссылка на статью

 

 

 

Гигиенические аспекты информационно-технологической зависимости человека в новой реальности

Дружилов С.А. Гигиенические аспекты информационно-технологической зависимости человека в новой реальности // Гигиена и санитария. 2019. Том 98. № 7. С. 748-753.
DOI: 10.18821/0016-9900-2019-98-7-748-753 (в библиотеке РИНЦ)

Статья опубликована  в  журнале из списка RSCI Web of Science

АннотацияРаспространение информационных технологий приводит к негативным последствиям, связанным с влиянием на здоровье индивидуума и на общественное здоровье. Появились новые поведенческие зависимости — информационно-технологические. Объективные причины их появления — в изменениях, происходящих в социуме. Они связаны с информатизацией и глобализацией постиндустриального общества. Меняются критерии избыточного использования Интернета. Виртуальное пространство предстаёт значимой частью жизненной реальности. Повсеместным является регулярное пользование Интернетом. Навязываемые посредством информационных технологий образ жизни и мировоззрение могут быть разрушительными для личности. Задача гигиенической науки — профилактировать психологическое неблагополучие человека в новых условиях. Целью статьи является рассмотрение воззрений на зависимость человека от Интернета, рисков аддикций, а также возможностей возникновения психологического неблагополучия в результате воздействия информационных технологий. Представлено современное понимание феномена информационно-технологических зависимостей. Выделены два концептуальных подхода к рассмотрению феномена: как психической патологии и как состояния человека в континууме его нормального поведения в новых жизненных реалиях. Приводятся статистические данные, характеризующие проникновение соцсетей в российское общество и количественные характеристики использования Интернета. Компьютерные технологии могут быть для человека «психическим убежищем». Однако социальные сети обеспечивают пользователям изоляцию в их собственных социокультурных оболочках. Изменились границы нормы и патологии использования Интернета. Индикаторами перерастания увлечённости Интернетом в аддикцию является изменение мотивов и целей его использования. Фактором риска для психологического благополучия человека является подверженность манипулятивным информационным воздействиям в Интернете. Соцсети являются пространством и средством таких воздействий. Заключение. Приведено различие между здоровым и нездоровым пользованием Сетью. Показано, что опасность для большинства пользователей Интернета представляют не аддикции, а подверженность информационо-психологическим воздействиям. Раскрывается, что в соцсетях заложена возможность целенаправленных воздействий.

Полный текст статьи — в pdf файле на сайте журнала
Дружилов_Гигиенические аспекты информационно-технологической зависимости
(для открытия файла кликните на высвеченную выше ссылку)
Ссылка для скачивания PDF- файла  статьи с сайта «Киберленинка»:
https://cyberleninka.ru/article/n/gigienicheskie-aspekty-informatsionno-tehnologicheskoy-zavisimosti-cheloveka-v-novoy-realnosti
 
 
 

Негативные воздействия современной информационной среды на человека: психологические аспекты

Ссылка для цитирования:
Дружилов С.А. Негативные воздействия современной информационной среды на человека: психологические аспекты // Психологические исследования: электронный научный журнал. 2018.  Т. 11. № 59. С. 11.

 Аннотация.
Рассматриваются проблемы засорения информационной среды ложной и вредоносной информацией, а также целенаправленного ее распространения через социальные сети. Проводится анализ представлений о негативных информационно-психологических воздействиях на личность, а также возможностей реализации этих воздействий в современных условиях. Информационное воздействие влияет на поведение человека через психику, изменяя компоненты сознания. Анализируемой в статье формой негативного информационного воздействия является манипуляция. Ее мишени – сознание, картина мира, мировоззрение, жизненная позиция человека. Способы достижения результатов: искажение информации; дезинформация; персонификация; фильтрация; индивидуализация воздействия. Рассматриваются основные механизмы искажения информации. Создание и распространения «фальшивых новостей» предстает как способ манипулирования сознанием. При персонификации результаты поиска по запросу пользователя выстраиваются на основе анализа его местоположения, истории поисков и приверженностей. Пользователю предъявляется только та информация, которая согласуется с прошлыми его точками зрения. Фильтрующие алгоритмы делают из потока новостной информации персонифицированную ленту новостей пользователя; посредством информационных фильтров пользователь изолируется в собственном информационном «коконе». Возникает эффект эхо-камеры, закрепляющий присущее человеку мировоззрение и искажающий картину действительности. Информационные технологии позволяют индивидуализировать психологическое воздействие на человека с использованием персонификации данных о нем. Основу персонификации составляют «цифровые следы», оставляемые пользователем в электронных базах Интернета. В составе информационного загрязнения выделяется: 1) избыточная информация; 2) дезинформация. Информационные загрязнения могут быть не только побочным продуктом, но и создаваться осознанно и целенаправленно. Это ложная, сфабрикованная, пропагандистская информация.

Усиление давления информационных технологий на личность повышает значимость информационной экологии в защите человека от информации, загрязняющей информационную среду.

На заре возникновения Интернета исследователи отмечали, что внедрение информационных технологий создает не только новые возможности, но и новые проблемы и угрозы [Урсул, 1990]. Обращалось внимание на опасные психологические эффекты информационных воздействий, которые могут проявляться на различных уровнях:  а) на индивидном – изменения психического и физиологического состояния людей, выражающиеся в возрастании психической напряженности, тревожности, и др.;  б) на личностном – снижение у людей способности к самоопределению, самореализации, принятию жизненно важных решений; возникновение акцентуаций характера, деформации мотивационной направленности; в) на уровне субъекта – ошибки восприятия информации, нарушающие выполнение социальных функций и приводящие к формированию установок на недоверие к источникам информации;  в) на уровне общества – увеличении частоты рискованных социально-психологических ситуаций [Смолян и др., 1997].

В условиях новой информационно реальности, когда киберпространство получило тотальное распространение благодаря мобильным средствам связи с Интернетом, происходит уточнение прогнозируемых ранее негативных эффектов, выявляются новые проблемы. Значимой стала проблема манипуляцией сознанием в киберпространстве, связанная с искажением и фильтрацией (персонификацией) информации в поисковых системах и социальных сетях, а также проблема загрязнения информационной среды.

 Введение. Информационная среда и информационные воздействия

     Под информационной средой общества понимается сфера жизни людей, связанная с созданием, преобразованием и потреблением информации. Информационная среда характеризуется совокупностью факторов, которые могут оказывать на человека прямое или косвенное, немедленное или отдаленное воздействие.

     Информационное воздействие имеет психологический характер, влияет на поведение человека через психику и достигает эффекта, изменяя «психологические свойства, состояния и модели поведения личности» [Ежевская, 2009, с. 38].
Исследователи обосновывают необходимость введения научной дисциплины «информационная экология», занимающейся проблемами защиты человека от избыточной и ложной информации, засоряющей информационную среду [Юрьев, 1997; Eryomin, 1998; Еремин, 2000 и др.].

В 2017 г. группа китайских ученых (Wang X., Guo Y., Yang M. и др.) опубликовала обзор статей по информационной экологии, включенных в базы цитирования за 1992–2013 гг. Показано, что исследования в основном фокусировались на проблематике информационных экосистем и электронной торговле в сети Интернет. Авторы приходят к выводу о необходимости проведения исследований для изучения информационно-экологических проблем, обусловленных развитием новых технологий [Wang и др., 2017].

С.О.Гапанович и В.Ф.Левченко пишут, что «тревогу вызывает не прогресс информационных технологий сам по себе, а уже сложившаяся практика их использования» [Гапанович, Левченко, 2017, с. 7]. Отмечается, что резкое увеличение информационных потоков, транслируемых посредством многочисленных мобильных устройств, «не привело ни к повышению общей образованности, ни к улучшению здоровья, особенно в плане его нервно-психических аспектов» [Там же. С. 8]. Обозначая угрозы, которые может представлять чрезмерное усиление давления со стороны информационной среды на человека, авторы приходят к выводу, что информационная экология должна пониматься в широком смысле как экология культуры.

А.И.Юрьев отмечает, что в информационной среде общества в интегрированном виде и разнообразных сочетаниях, одновременно присутствует информация, адекватно отражающая мир, а также искаженная информация [Юрьев, 1997]. В.А.Шапцев раскрывает понимание «чрезмерной» информации как совокупности «нужной-ненужной, полезной-вредной, своевременной-несвоевременной» информации [Шапцев, 1999, c. 125].

Г.В.Грачев и И.К.Мельник, рассматривая способы информационно-психологического воздействия на человека с целью изменения его поведения и манипуляции личностью, исходят из того, что основой для такого воздействия является целенаправленная трансформация и изменение информации [Грачев, Мельник, 2000]. Это согласуется с мнением В.Д.Аносова и В.Е.Лепского, согласно которому негативные информационно-психологические воздействия – это «манипулятивные воздействия на личность, на ее представления и эмоционально-волевую сферу» [Аносов, Лепский, 1996, с. 7].
Т.И.Ежевская под негативным информационно-психологическим воздействием понимает «воздействие информации на психику и сознание человека, ведущие к неадекватному отражению окружающей действительности и, как следствие, изменению поведения» [Ежевская, 2009, с. 38]. Аналогичную точку зрения имеют В.А.Емелин, Е.И.Рассказова и А.Ш.Тхостов, отмечающие, что негативное влияние на психику и сознание человека информации «приводит к нарушению восприятия окружающей действительности, и как следствие, деформации личности» [Емелин и др., 2012, с. 82].

 Целью статьи является анализ представлений о манипулятивных информационно-психологических воздействиях, а также возможностей реализации этих воздействий в виртуальных социальных сетях (соцсетях) в Интернете.

Манипуляция сознанием в информационном пространстве

Современная информационная среда обладает значительным потенциалом воздействия на психику людей за счет использования аудиовизуального сигнала, эффектов информационной перегрузки, виртуализации и т.п. Одной из форм негативного информационного воздействия на человека является манипуляции. Под мишенью манипулятивного воздействия понимают «те психические структуры, изменение которых обеспечивает достижение желанной манипулятором цели» [Доценко, 1997, с. 157]. Таковыми структурами-мишенями является сознание человека, его картина мира, мировоззрение, система отношений к действительности. Результатом воздействий являются значимые изменения в психических характеристиках и в состояниях адресата.

Способами достижения результатов различны: искажение информации; дезинформация; фильтрация информации; персонификация информационного воздействия; и др. Ресурсами воздействия являются вербальные и образные средства, а также социальные сети в Интернете.

 Искаженная информация и фальшивые новости

          В.Пелевин в романе «Generation “П”» (1990 г.) писал, что «в наше время люди узнают о том, что они думают, по телевизору». Но телевидение – это лишь одна из составляющих масс-медиа. За прошедшее десятилетие получили распространение другие разновидности средств массовой коммуникации – Интернет-издания, новостные онлайн-ленты, и др. Ныне много людей, которые «узнают, о чем они думают» не столько из традиционных СМИ, сколько из блогов (персональных Веб-сайтов) в глобальной Сети; их мировосприятие, мироощущение и миропонимание формируется под воздействием Интернета.

Сознание как отдельных людей, так и общества в целом, может деформироваться информационными технологиями. Если на человека обрушивается большое количество противоречивых мнений, то у него возникают сложности с выбором из них «правильных», т.е. соотносящихся с морально-нравственными нормами общества и ценностными ориентациями самой личности. В этом случае объектом воздействия становится картина мира человека. Как следствие – у человека возникает экзистенциальный кризис, развиваются психические расстройства, нарушение адаптации [Юрьев, 1992].

Сознание человека связано с его картиной мира. Если А.Н.Леонтьев определял сознание как открывающуюся человеку картину мира, в которую включен он сам, его действия и его состояния, то А.И.Юрьев исходит из понимания того, что основные компоненты сознания (целеполагание, целеустремленность, целесообразность поведения) в своей основе имеют информацию. Эта информация может стать средством как прямого, так и косвенного воздействия на пользователя информационных технологий, который в этом случае предстает в качестве объекта влияния. Исследователь пишет, что изменение сознания в условиях глобализации характеризуется тем, что «восприятие невозможного <становится> возможным, невероятного – вероятным, недопустимого – допустимым, нереального – реальным. Глобализация производит целую систему изменений во внутреннем мире человека. Она изменяет Картину Мира человека, его Мировоззрение, его Жизненную позицию и его Образ жизни. Это означает, что она изменяет самого человека – его сознание» [Юрьев, 2004, с. 70].
     Картина мира, мировоззрение, жизненная позиция, образ жизни являются некоторыми константами психологической системы защиты человека. Разрушение или изменение их посредством любых технологий чревато для человека негативными последствиями.

А.И.Юрьев описывает механизмы искажения информации райтократами, в результате которого становится возможной полная дезориентация субъектов и объектов власти. Райтократию словари определяют как власть «пишущих» над «читающими». «Пишущие» – все те, кто производит информацию в любых формах: вербальной (текстовой), образной (визуальной, аудиальной), программной (для компьютеров и гаджетов) и пр.

А.И.Юрьев считает, что очень малая часть знаний, детерминирующих политическое поведение человека, появляется у него из личного опыта; большинство же сведений было прежде написано и опубликовано кем-то из райтократов. По мнению исследователя, райтократы обеспечивают не только трансляцию информации, но и являются «органами» восприятия и сохранения памяти общества. При запоминании и воспроизведении информации о событиях в обществе возможно возникновение непроизвольных или произвольных ошибок. К таковым отнесены следующие виды искажения информации:

1) амнезия – некоторые события исчезают из текстов, пропускаются или забываются;
2) инверсия – нарушается порядок следования событий;
3) персеверация – некоторые события повторяются, чего не было в действительности;
4) контаминация – смешиваются события, происшедшие в другое время, в других местах и с другими людьми;
5) реминисценция – в последовательность событий, действительно происшедших, вплетаются посторонние события;
6) конфабуляция – перечисляются события, никогда не происходившие, вместо действительно имевших место; при этом информация грамматически, стилистически и логически выглядит вполне правдоподобной [Юрьев, 1992].

      Термином «фальшивая новость» (fake news) изначально обозначалась новость, которая составлена и сфабрикована для обмана читателя, с целью увеличения трафика и прибыли. Внешне такая новость производит впечатление достоверной информации, исходящей от заслуживающей доверия источника (мимикрирует под таковую), привлекает внимание людей, являясь при этом умышленным средством манипулирования сознанием.

К.Уордл (Wardle, Claire) в статье «Фальшивые новости? Это сложно», опубликованной в 2017 г. на сайте неправительственной организацией FirstDraft при Гарвардском университете, обращает внимание на то, что рассматриваемое понятие (fake news) описывает множество явлений коммуникации, а не только «фальшивые новости». Поэтому целесообразно не ограничиваться анализом отдельных фактов искажений информации в новостях, а рассматривать их с позиций информационной экосистемы. К.Уордл выделяет семь типов искаженной информации (https://firstdraftnews.com/fake-news-complicated):

1) сатира и пародия – нет умысла нанести вред, но может ввести в заблуждение;
2) контент, заведомо вводящий в заблуждение – используется ложная информация в попытке представить какое-то событие или персону в плохом свете; (термином «контент» здесь и далее обозначается содержимое сообщения или Интернет-ресурса, включая любое его информационное наполнение – текст, графику, звук, видио-изображение и др.);
3) контент из «самозванных источников» источников информации, которые выдают себя за какие-то другие;
4) сфабрикованный контент – созданный контент, ложный на 100% и направленный на введение в заблуждение и нанесение вреда;
5) ложная связь – заголовки, иллюстрации или подписи не имеют отношения к контенту;
6) ложный контекст – подлинная информация распространяется вместе с фальшивой контекстуальной информацией;
7) «манипулированный» контент – подлинный контент целенаправленно искажается с целью введение в заблуждение.

       Отметим, что дезинформация может быть «искренней», если человек, ретранслирующий ее, искренне верит в распространяемую ложь, как и манипулирование контекстом может быть следствием искренних заблуждений. Но независимо от того, верит ли сам коммуникатор в истинность распространяемых (ретранслируемых) им непроверенных лживых сведений, или же осознанно и преднамеренно распространяет в сети ложную информацию, негативные последствия от воздействия такой информации на людей одинаково пагубны.

      В докладе «Информационный беспорядок», представленном и и Х.Дерахшаном (Derakhshan, Hossein), авторы воздерживаются от использования термина «поддельные новости», объясняя это тем, что он включает не только ложную информацию, но и неверные выводы, основанные на недостаточных доказательствах. По словам авторов доклада, в этом случае «мы сталкиваемся c информационным загрязнением» [Wardle, Derakhshan, 2017, р. 5]. Авторы, рассматривают информационные нарушения не в качестве расстройств психики или поведения человека, на что акцентировали внимание предыдущие исследователи [Davis, 2001; Young, 2015], а как нарушения порядка в информационной сфере (среде) общества.

К.Уордл и Х.Дерахшан предлагают концептуальную структуру для анализа такого «информационного нарушения». На основании соотношения ложности информации и ее злонамеренности (сознательной направленности на нанесения вреда) исследователи различают три вида искажения информации:

1) недостоверная информация (Mis-information) – несоответствующая действительности (ложная) информация, но целью ее распространения не является преднамеренное нанесение вреда; причинами вносимых искажений информации может быть упрощение ее изложения, ошибочное понимание фактов или их динамики и т.д.;
2) дезинформация (Dis-information) – заведомо ложная информация, сознательно распространяемая с целью нанесения вреда;
3) «плохая» информация (Mal-information) – информация, основанная на реальности, но преднамеренно акцентированная на определенных моментах (личной истории, идеологической, организационной и проч. принадлежности и др.) и распространяемая со стратегической целью нанесения вреда определенным людям, организации или стране; «утечки» конфиденциальной или частной информации, распространяемой в публичной сфере с целью создания разногласия, общественного напряжения, разжигания ненависти и др.

      Выделены два аспекта уязвимости информации через социальные сети, выступающие агрегаторами новостей из разных источников [Wardle, Derakhshan, 2017]:

а) читатели больше фокусируются на самой новости, чем на ее источнике; и если проверка фактов выполняется редко, то проверка их источника – еще реже; фальшивки читаются чаще, чем их опровержения;

б) читатели в соцсетях «сподвигаются» на чтение тех новостей, которые читали и которыми делились их друзья («френды») и «контакты» из Сети, или на чтение тех новостей, которые им предлагает алгоритм персонифицированного выбора соцсети в соответствии с прослеживаемыми предпочтениями читателя.

       К последнему аспекту мы добавим еще один фактор: обращаясь к той или иной новости или тексту в соцсети, читатель усваиваем не только контент, но и эмоции тех, кто предлагает. А с эмоциями связано и психическое состояние человека, и его отношение к событиям и к действительности.

Значимыми составляющими концепции распространения различных форм дезинформации в сети являются представления об эхо-камере, пузырях (пузырьках) и о поляризации мнений и мировоззренческих позиций.

 Замкнутые эхо-камеры и фильтрующие информационные коконы

Понятием «эхо-камера» используется для метафорического описание ситуации, в которой информация, идеи или убеждения подкрепляются и усиливаются путем коммуникации людей внутри замкнутой системы (партии, круга единомышленников, субкультуры). Особенно ярко эффект эхо-камеры проявляется в Интернет и образованных в нем социальных сетях (соцсетях). Эффект «эхо-камеры» закрепляет присущее человеку мировоззрение, делая его в собственных глазах все более «правильным» и, одновременно, искажает истинную картину действительности. Благодаря указанному эффекту, сообщества, образуемые людьми внутри соцсетей, являются мощных средством подкрепления недостоверной и ложной информации.

Э.Паризер (Pariser, Eli) ввел понятие «фильтрующий пузырь» и раскрыл его содержание в одноименной книге [Pariser, 2011]. Э.Паризер пишет, что Интернет-компании используют специальные алгоритмы, чтобы показывать нам то, что, по их мнению, нам важно. В основе этих алгоритмов и встроенных в них фильтров в качестве критерия поиска используется релевантность, под которой понимается субъективная степень соответствия чего-либо в данный момент. Автор отмечает, что идея релевантности включает следующие негативные аспекты:

а) через фильтры мы не можем разглядеть всей картины, мы видим лишь ее отредактированный вариант;
б) мы не замечаем выставленных фильтров, поэтому даже не догадываемся, что из представленной нам картины может быть отброшено;
в)  не мы определяем, что нам важно – за нас это делают «машины» (алгоритмы), и сделанный ими выбор – непрозрачен [Паризер, 2012].

Понятие «фильтрующий пузырь» используется для обозначения негативной стороны персонализированного поиска информации. Первоначально персонификация стала целенаправленно применяться поисковой системой Google и в соцсетями, связанными с ней (Facebook, Twitter, Google+), а в дальнейшем получила распространение в других поисковиках и соцсетях Интернета, а также веб-сайтах, занимающихся продвижением товаров и услуг.

При использовании персонификации веб-сайты и поисковые системы «выстраивают» результаты поиска информации по запросу пользователя на основе анализа не только его местоположения, но и предшествующего онлайн-поведения, истории поисков и «приверженностей» этого пользователя. В результате предъявляется только та информация, которая согласуется с прошлыми точками зрения данного пользователя. Вся иная информация, как правило, данному пользователю не выводится.

Такое смещение в выборе источников информации, заложенное в алгоритмы поиска, базируется на известном в психологии и социологии принципе «селективного влияния», согласно которому человек предпочитает принимать во внимание только ту информацию, которая, как ему кажется, подтверждает его поведение и сложившиеся у него воззрения.

Соцсети изначально предназначены для общения с кругом «близких по духу» людей. Поэтому соцсеть представляет собой, согласно лексике Э.Паризера, «фильтрующий пузырь» (filter bubble), а образуемые внутри этой соцсети однородные замкнутые сообщества – «фильтрующие пузырьки» (filter bubbles); и те, и другие для людей, входящих в эту соцсеть или ее внутренние сообщества, становятся собственной «эхо-камерой» (по обозначению К.Уордл). В ней они проводят время, соглашаясь друг с другом, а если и меняют свою точку зрения, то без обмена мнениями с теми людьми, которые думают иначе – поскольку, такие люди, имеющие иное мнения, не попадают их круг общения [Wardle, Derakhshan, 2017].
Фильтрующие алгоритмы соцсетей делают из огромного потока «новостной информации» персонифицированный продукт – ленту новостей конкретного пользователя, имеющего аккаунд (учетную запись) в этой Сети. Фактически, соцсети, опосредуя доступ человека к информации путем ее фильтрации, берут на себя функции редактора и цензора. Тем самым, пользователи соцсети оказываются в ситуации интеллектуальной изоляции: посредством фильтров информации они изолируются в собственных культурных или идеологических «коконах». Такую фильтрацию можно сравниваться с принудительной «информационной диетой».

Социальные сети как средство информационно-психологических воздействий

     В современном мире информационная среда становится средством, с помощью которого человеку транслируются социальные нормы и ценности, установки и стереотипы поведения [Ежевская, 2011].

Распространение идеологических позиций с целью формирования у человека определенного мировоззрения, ценностей, представлений, оказания влияния на поведение человека или общества – это пропагандистская деятельность. Пропаганда предстает как способ манипулирования общественным сознанием, управления общественными настроениями. Ее задача – так воздействовать на целевую аудиторию, чтобы эта аудитория изменила свое отношение к чему-нибудь.
Чтобы сообщение считалось пропагандой, оно должно соответствовать трем критериям:
1) наличие осознанного стремления манипулировать мнением людей;
2) создание впечатления, что сообщение представляет безоговорочную истину, что достигается путем представления лишь одной стороны ситуации;
3) маскировка намерений манипулятора. Для достижения своих целей пропагандист отбирает факты, аргументы и символы и представляет их так, чтобы достичь наибольшего эффекта; этом он может упускать или искажать существенные факты, отвлекать внимание от иных источников информации.

      Социальные Интернет-сети – это не только пространство для проведения пропаганды, это средство пропагандистской деятельности. К особенностям соцсетей, позволяющих использовать их в качестве инструмента пропаганды, относится автономность, кластеризация, множественность и персонификация воздействий на участников сети.

 Автономность виртуальных сообществ означает их независимость от реальных сообществ; кластеризация – выделение однородных групп в сети; множественность – воздействие на человека через разные кластеры, в которые он входит; персонификация – воздействие с учетом индивидуальных проявлений участника сети.

Кластеризация предполагает наличие в соцсети как объективных внутренних сообществ, организованных самими участниками сети (по общности интересов, по профессиональным, социальным, религиозным и др. признакам), так и возможности автоматического выделения однородных групп (кластеров) с любыми общими признаками (возраст, пол, интересы, место проживания, круг общения, признаки активности в сети и др.) посредством фильтрующих алгоритмов.

Указанные особенности организации виртуального сообщества, по мнению В.О.Саяпина, позволяют «агентам влияния» под видом участников соцсети вести пропаганду с большей степенью доверия. Исследователь считает, что эффективной является та пропаганда, которая будет идти одновременно через различные сетевые кластеры [Саяпин, 2014].
Коммерческой формой пропаганды в Интернете является реклама. В русле идей Фреда Р.Дэвида (David, Fred R.) [David, 2006], реклама ориентирована отнюдь не на представление объективных характеристик товара (или услуги). Потенциальному потребителю реклама предлагает новый привлекательный образ человека, приобретшего товар, положительные эмоции от этого товара, чувства безопасности, удобства и уюта для счастливой жизни. Человеку демонстрируются элементы его нового образа жизни, формируется мировоззрение. В Интернете реклама имеет агрессивный и навязчивый характер; для пользователей соцсетей, подписчиков новостных лент и Youtube она становится все более персонифицированной.

       Современные информационные технологии позволяют индивидуализировать воздействие на человека на основе возможности персонификации получаемых данных о нем. Р.Ламбиотт (Lambiotte, Renaud) и М.Косински (Kosinski, Michal) отмечают, что все большая часть активности человека в Интернете оставляет «цифровые следы» в разнообразных электронных базах данных в глобальной Сети.

      Отметим, что применительно к проблеме «цифровых следов» можно говорить о «Больших <базах> Данных» (Big Data). Математик Р.Ламбиотт и психолог М.Косински обосновывают, что на основе отслеживания и анализа «следов» поведения, общения и социальных взаимодействий человека в Интернете, сохраняемых не только в профилях социальных сетей (Facebook и др.), но и в журналах браузеров, фиксирующих историю просмотра веб-страниц, можно выполнить комплексное описание личности пользователя, ее психологической структуры, индивидуального профиля [Lambiotte, Kosinski, 2014].

Высокая распространенность индивидуальных мобильных устройств (планшетов, смартфонов,), позволяющих пользователю постоянно быть он-лайн, расширяет возможности персонификации информации о поведении человека в сети и его личности и последующей индивидуализации воздействий.
Результаты опубликованных исследований показывают, что оценки личности человека посредством компьютерной модели, основанные на цифровых следах, оставленных этим человеком, являются более точными и достоверными, чем суждения, сделанные близкими ему людьми (друзьями, супругами, коллегами и т.д.) [Youyou и др., 2015].
Согласно интерпретации этих результатов А.Л.Журавлевым, Т.А.Нестиком и А.В.Юревичем, «компьютерным программам сегодня достаточно информации всего о 70 лайках, сделанных человеком в Facebook, чтобы предсказывать его политические предпочтения, отношение к здоровью и алкоголю точнее, чем это делают его сослуживцы, а информация о 300 лайках позволяет делать это лучше, чем его жена или муж» [Журавлев и др., 2016, с. 63]. Исследователи считают, что «развитие коммуникационных технологий и опора на большие данные позволят не только проводить дистанционную психологическую диагностику, но и еще более эффективно манипулировать массовым сознанием» [Там же. С. 51].

Стало очевидным, что цифровая революция открывает путь не только к развитию человека, но и к «новым формам психологических манипуляций, невиданным по охвату и глубине воздействия» [Нестик, 2017, с.13].

 Загрязнение информационной среды («информационный мусор»)

       В связи с информационным бумом появилась новая форма загрязнения среды обитания человека – информационное загрязнение. Термин «информационное загрязнение» использовал Л.Орман (Orman, Levent) в статье, опубликованной в 1984 г. Л.Орман характеризует информационное загрязнение как серьезную проблему в организациях и в обществе в целом. Исследователь, признавая, что распространение бесполезных и нежелательных сведений может оказывать негативное влияние на жизнедеятельность человека, подчеркивал, что наибольший вред такое «загрязнение информации» наносит людям, чья профессиональная деятельность связана с принятием решений, эффективность которых зависит от качества получаемой информации [Orman, 1984].

В 1997 г. Д.Шенк (Shenk, David) издал книгу с характерным названием «Data smog», в которой говорится в том числе о том, что огромное количество данных в Интернете затруднит человеку возможность фильтровать их и отделять факты – от вымысла. Автор использует метафору «смог данных», обозначая ею оборотную сторону обилия информации [Shank, 1997].

В конце XX в. применительно к информационной среде общества в научном тезаурусе начинает использоваться экологическая терминология – понятия «информационные загрязнения», «информационный смог», связанные с информацией как таковой.

Я.Нильсен (Nielsen, Jakob) термином «information pollution» обозначил «засорение» информационных ресурсов посторонними, неподходящими и недостоверными данными [Nielsen, 1999]. В дальнейшем Д.А.Брей (Bray, David A.) показал, что необходимость оперировать слишком большим объемом информации, разросшимся из-за значительной доли в нем «информационных загрязнений», может привести к «параличу анализа» – состоянию, при котором человек не в силах принять решение [Bray, 2007].

Cчитается, что термин «загрязнение информации» вошел в русскоязычный научный тезаурус в 2003 г. после переиздания в России книги Я.Нильсена. Автор пишет, что информационное загрязнение приводит к информационной перегрузке пользователей [Нильсен, 2003].

Таким образом, под термином «информационное загрязнение» («информационный мусор») понимается, прежде всего, информационная избыточность.

В.Л.Хмылев в качестве отрицательного последствия информационной избыточности называет снижение надежности знаний и разрушение смыслов сообщений. Снижение надежности любого знания, в том числе и научного, объясняется тем, что при переизбытке профессиональных оценок какой-либо проблемы существенно затрудняется выбор наилучшего ее решения. Причину вымывания смысла из сообщений исследователь видит в снижении требований к входящей информации. Нынешняя модель коммуникаций в Интернете позволяет любому пользователю глобальной сети бесконтрольно вносить в нее любую информацию. В итоге, «информация без значений», потребляемая людьми, «во многом определяет суть современных социальных коммуникаций» [Хмылёв, 2009, с. 91].

Проблему недостоверности «вторичной информации», выкладываемой в Интернете ее пользователями, поднимают У.Бек (Beck, Ulrich) и К.Лау (Lau, Christoph). Исследователи пишут об опасности знания из «вторых рук» и отмечают, что угроза этой опасности в условиях лавинообразного роста информации в глобальной сети становится реальной [Beck, Lau, 2005].
Л.Орман, возвращаясь к проблеме информационного загрязнения в эпоху глобальной Сети, обращает внимание на информационный парадокс: объем информации и ее доступность возрастает, а качество и понимание необходимых сведений – снижается. Исследователь считает, что изобилие информации с низким качеством не может быть хорошей заменой скудной, но качественной информации; речь идет об информационном загрязнении как о информационной избыточности. Л.Орман подчеркивает, что информация не является нейтральной; она не просто «информирует», она руководит решениями и действиями человека [Orman, 2015].

В качестве примера управления действиями человека Л.Орман приводит массовую рассылку по e-mail корреспонденции рекламного или иного характера людям, не выражающим желания ее получать. Очевидно, что большая часть спама производится потому, что кто-то оплачивает его рассылку, но менее очевидно, что получатели тоже вынуждены оплачивать дополнительный трафик и сортировку большого количества ненужных им писем [Orman, 2015].

К.Уордл (с соавт.) к информационным загрязнениям относит недостоверную информацию, дезинформацию, а также «плохую информацию», распространяемую с целью нанесения вреда, создания разногласия, формирования негативных состояний и эмоций, побуждения к деструктивным действиям [Wardle, Derakhshan, 2017], – то есть, информацию, имеющую выраженный манипулятивный характер.

      Мы считаем, что содержание понятие «информационное загрязнение» следует рассматриваться в широком и в узком смысле.

В широком смысле информационное загрязнение – это наличие избыточной информации, размывающей смысл сообщения, затрудняющей его восприятие, загружающей внимание человека, вынуждающей его «просеивать» информацию через собственные фильтры с риском пропустить необходимые сведения среди массы «информационного мусора». В силу чрезмерно большого объема и интенсивности поступления, превышающего «пропускную способность» человека, информация может негативно воздействовать на психику, вызывать информационный невроз, вызывать патологические нарушения поведения.

Подход к пониманию информационного загрязнения лишь как засорения сообщения «избыточной информацией» представляется нам упрощенным и ограниченным, поскольку он изначально не ориентирован на оценку семантической (связанной со смыслом) и прагматической составляющих (связанным с влиянием на поведение людей) информации. Как следствие, такой подход не позволяет понять, почему два пакета информации с одинаковым объемом могут вызывать совершенно разный эффект – как по формированию системы отношений человека, так и по побуждению его к действиям.

В узком смысле информационное загрязнение – это наличие, прежде всего, вредной, неадекватной информация, а также дезинформации. Такое загрязнение может быть не только «побочным продуктом» информационно-коммуникационных технологий, но и создаваться осознанно и с определенными целями.

В частности, это могут быть так называемые «аудионаркотики», проблеме которых посвящены работы А.В.Надеждина (с соавт.), И.Л.Андреева, Л.Н.Назаровой и других исследователей [Надеждин и др., 2013; Андреев, Назарова, 2014a]. Под аудионаркотиками понимаются определенные, создаваемые с расчетом на коммерческий успех звуковые ритмы, целенаправленно формирующие с помощью специальных программ и устройств «измененные состояния сознания и мотивации поведения у эмоционально неустойчивых людей и у лиц с нарушенной психикой, вызывая у них виртуальный эффект, близкий к использованию химического, биологического или синтетического наркотика, а затем формирующие влечение и патологическую зависимость от них» [Андреев, Назарова, 2014b, с. 78]. Влияние аудионаркотиков на мозг и психику человека так велико, что они могут вызывать «опасные сбои в функционировании головного мозга слушателей, головные боли и приступы эпилепсии» [Там же].

 Заключение

      Стремительное развитие информационных технологий и усиливающееся их давление на психику и сознание человека свидетельствует о необходимости проведения новых исследований в области информационной экологии с целью изучения психологических и информационно-экологических проблем и разработки мероприятий, направленных на защиту человека от избыточной, ложной и манипулятивной информации, засоряющей информационную среду.

 Литература

Андреев И.Л., Назарова Л.Н. Аудионаркотики в контексте авторской классификации зеркальных нейронов. Наркология, 2014a, No. 3, 81–87.

Андреев И.Л., Назарова Л.Н. Эволюция психического ландшафта информационной эпохи. Психическое здоровье, 2014b, No. 7, 74–80.

Аносов В.Д., Лепский В.Е. Исходные посылки проблематики информационно-психологической безопасности. В кн.: А.В. Брушлинский, В.Е. Лепский (ред.). Проблемы информационно-психологической безопасности. М.: ИП РАН, 1996. С. 7–11.

Гапанович С.О., Левченко В.Ф. К вопросу об информационной антропоэкологии. Принципы экологии, 2017, No. 4. 4–16. doi:10.15393/j1.art.2017.5662

Грачев Г.В., Мельник И.К. Информационная среда и информационно-психологическое воздействие в условиях кардинальных изменений российского общества. В кн.: Грачев Г.В., Мельник И.К. Манипулирование личностью: организация, способы и технологии информационно-психологического воздействия. М.: Алгоритм, 2000.

Доценко Е.Л. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита. М.: ЧеРО, 1997.

Ежевская Т.И. Психологическое воздействие информационной среды на современного человека. Психопедагогика в правоохранительных органах, 2009, 2(37), 38–41.

Ежевская Т.И. Личностные ресурсы в обеспечении информационно-психологической безопасности человека. Гуманитарный вектор, 2011, 1(25), 104-107.

Емелин В.А., Рассказова Е.И., Тхостов А.Ш. Психологические последствия развития информационных технологий. Национальный психологический журнал, 2012, 1(7), 81–87.

Еремин А.Л. Природа и физиология информационной экологии человека. Экология человека, 2000, No. 2, 55–60.

Журавлев А.Л., Нестик Т.А., Юревич А.В. Прогноз развития психологической науки и практики к 2030 году. Психологический журнал, 2016, 37(5), 45–62.

Надеждин А.В., Колгашкин А.Ю., Тетенова Е.Ю. Аудионаркотики – миф или реальность. Наркология, 2013, No. 1, 53−65.

Нестик Т.А. Развитие цифровых технологий и будущее психологии. Вестник Московского государственного областного университета. Сер. Психологические науки, 2017, No. 3, 6-15. doi:10.18384/2310-7235-2017-3-6-15

Нильсен Я. [Nielsen J.] Веб-дизайн. СПб: Символ-Плюс, 2003.

Паризер Е. [Pariser E.] За стеной фильтров: что Интернет скрывает от вас? М.: Альпина Бизнес Букс, 2012.

Саяпин В.О. Смысловые реалии виртуальной пропаганды в сети Интернет. European Social Science Journal, 2014, 1-2(40). 23-29.

Смолян Г.Л., Зараковский Г.М., Розин В.М., Войскунский А.Е. Информационно-психологическая безопасность (определение и анализ предметной области). М.: Институт системного анализа РАН, 1997.

Урсул А.Д. Информатизация общества: введение в социальную информатику. М.: 1990.

Хмылёв В.Л. Концепция симулякров и социальные коммуникации современной России. Известия Томского политехнического университета, 2009, 314(6), 90–94.

Шапцев В.А. Информационная экология человека. Постановка проблемы. Математические структуры и моделирование, 1999, 3, 125–133.

Юрьев А.И. Введение в политическую психологию. СПб.: С.-Петерб. гос. университет, 1992.

Юрьев А.И. Политическая психология терроризма. В кн.: М.М. Решетников (ред.). Психология и психопатология терроризма. Гуманитарные стратегии антитеррора. СПб.: Восточно-Европейский Институт Психоанализа, 2004. С. 64–86.

Юрьев А.И. Системное описание политической психологии. СПб.: С.-Петерб. Горный институт, 1997.

Beck U., Lau Cr. Second modernity as a research agenda: theoretical and empirical exploration in the «meta-change» of modern society. British Journal of Sociology, 2005, 56(4), 525–557.

Bray D.A. Information Pollution, Knowledge Overload, Limited Attention Spans, and Our Responsibilities as IS Professionals. In.: Global Information Technology Management Association (GITMA) World Conference, Rochester, NY? June 2008. doi:10.2139/ssrn.962732

David F.Р. Strategic Management: Concepts and Cases. NJ: Prentice-Hall, 2006.

Davis R.A. A cognitive-behavioral model of pathological Internet use. Computers in Human Behavior, 2001, 17(2), 187–19.

Eryomin A.L. Information ecology – a viewpoint. International Journal of Environmental Studies, 1998, 54(3-4), 241-253. doi:10.1080/00207239808711157

Griffiths M.D. Does Internet and computer «addiction» exist? Some case study evidence. CyberPsychology and Behavior, 2000, 3(2), 211–218. doi:10.1089/109493100316067

Lambiotte R., Kosinski M. Tracking the digital footprints of personality. Proceedings of the Institute of Electrical and Electronics Engineers, 2014, No. 102. 1934–1939. doi:10.1109/JPROC.2014.2359054

Nielsen J. Designing Web Usability: The Practice of Simplicity. Peachpit Press, 1999.

Orman L. Fighting Information Pollution with Decision Support Systems. Journal of Management Information Systems, 1984, 1(2), 64–71. doi:10.1080/07421222.1984.11517704

Orman L. Information Paradox: Drowning in Information, Starving for Knowledge. Ieee Technology and Society Magazine, 2015, 34(4), 63-73. doi:10.1109/MTS.2015.2494359

Pariser E. The Filter Bubble: What the Internet is Hiding From You. N.Y.: Penguin Press, 2011.

Shank D. Data smog. Surviving the Information Glut. N.Y.: Harper Collins, 1997.

Wang X., Guo Y., Yang M., Chen Y., Zhang W. Information ecology research: past, present, and future. Information Technology and Management, 2017, 18(1), 27–39.

Wardle C., Derakhshan H. Information Disorder. Toward an interdisciplinary framework for research and policymaking. Council of Europe report DGI(2017)09. Published by the Council of Europe F-67075. Strasbourg-Cedex, 2017.

Young K.S. Clinical aspects of Internet addiction disorder. Med. psihol. Ross., (Medicinskaâ psihologiâ v Rossii), 2015, 4(33), 2. http://mprj.ru

Youyou W., Kosinski M., Stillwella D. Computer-based personality judgments are more accurate than those made by humans. PNAS, 2015, 112(4), 1036-1040. doi:10.1073/pnas.1418680112

 

 

 

 

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ «Я-КОНЦЕПЦИЯ» И КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ МОДЕЛЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Дворцова Е.В., Дружилов С.А. Профессиональная «Я-концепция» и концептуальная модель деятельности 

При решении прикладных задач психологического обеспечения образования человека, а также его профессиональной подготовки необходимо учитывать особенности его сформированной «Я-концепции» и концептуальной модели профессиональной деятельности.

В психологии «Я-концепция» определяется как относительно устойчивая, более или менее осознанная система представлений человека о самом себе, на основе коей он строит взаимодействие с другими людьми и относится к себе. Под профессиональной «Я-концепцией» (или, иначе, «Я-концепцией профессионала») понимается совокупность представлений субъекта деятельности о себе в этой профессиональной деятельности (Дружилов С.А., 2000). В эти представления включаются характеристики человека, которые определяют успешность его деятельности. К ним относят профессионально значимые свойства, в качестве которых могут выступать психологические свойства и отношения личности.

К индивидуально-психологическим свойствам относятся следующие свойства личности: сенсорные, перцептивные, аттенционные, мнемические, мыслительные, речевые, эмоциональные, волевые, имажитивные, моторные, коммуникативные. Отношения личности включают: отношение человека к профессии; к себе как к субъекту этой деятельности; к другим людям (коллегам, начальнику); к объекту труда; к предмету труда; к средствам труда; к организации; к условиям труда.

Согласно Р. Бернсу (1986) «Я-концепция» включает следующие установки человека на самого себя: 1) «Реальное Я» – представление о том, каков я на самом деле; 2) «Идеальное Я» – представление о том, каким я хотел бы быть; 3) «Зеркальное Я» – представление о том, как меня воспринимают другие.

М.Л. Раусте фон Врихт (1982) в качестве составляющей «Я-концепции» предлагает рассматривать «Нормативное Я» как представление человека о том, каким он должен быть в определенном окружении, чтобы его действия и поступки одобряли и его уважали.

При изучении профессиональной «Я-концепции» человека целесообразно учитывать все четыре ее составляющие («Я-реальное», «Я-идеальное», «Я-зеркальное» и «Я-нормативное»). Реализуется это следующим образом. Испытуемому предлагается опросник, содержащий перечень индивидуально-психологических свойств и отношений личности, определяющих успешность выполнения данной деятельности. Испытуемый оценивает в баллах степень выраженности у себя каждого из свойств. Результаты анализируются в соответствии с основными составляющими профессиональной «Я-концепции», при этом сопоставляются следующие пары признаков: 1) «Я-реальное» и «Я-идеальное»; 2) «Я-зеркальное» и «Я-нормативное». Такое сопоставление позволяет выявить, что явилось главной причиной дезадаптации человека – «внутреннее» давление, как бы требующее от него соответствия своему идеалу, или «внешнее» давление, заставляющее соответствовать ожиданиям среды в данный момент.

Система отношений личности является базовым образованием, от которого зависит успешность деятельности человека [Мясищев В.Н., 1960]. Поэтому практическому психологу, в первую очередь, надо работать именно с ней. В этой связи можно отметить, что при положительных отношениях личности уровень способностей максимально повышается [Мерлин В.С., 1977]. Если же оценки испытуемым его отношений к различным аспектам, касающимся выполняемой им профессиональной деятельности, достаточно высокие, то исследование может быть обращено к той части «Я-концепции», где оценивались индивидуально-психологические свойства. Известно, что исследование особенностей личности, взятых отдельно, в отрыве от конкретной деятельности, не имеет смысла (Леонтьев А.Н., 1977). Поэтому логика исследования предполагает определение важности отдельных личностных качеств не вообще, а в соответствии с выполнением определенной деятельности входящих в ее структуру функций. Тем самым изучение профессиональной «Я-концепции» встраивается в исследование концептуальной модели (КМ) профессиональной деятельности, являющейся одним из основных регуляторов профессиональной деятельности. Концептуальная модель рассматривается как образно-понятийная иерархическая модель деятельности (Крылов А.А., 1975).

Есть основания предполагать, что первичное формирование КМ базируется на имеющихся у человека опыте (социальном, профессиональном и др.), знаниях, умениях и навыках. Соответственно сложившаяся к моменту начала профессиональной деятельности система интегральных образов будет оказывать значимое влияние на формирование КМ, проявляясь в успешности деятельности и профессиональной адаптации.

Ссылка для цитированияДворцова Е.В., Дружилов С.А. Профессиональная «Я-концепция» и концептуальная модель деятельности //  Ананьевские чтения-2001: Образование и психология / Тезисы научно-практической конференции. 150-летие кафедры педагогики (педагогики и психологии) и 35-летие факультета психологии в Санкт-Петербургском университете. под редакцией А. А. Крылова, В. А. Якунина. 2001. С. 264-266. 

 

ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ ДЕФОРМАЦИИ И ДЕСТРУКЦИИ КАК СЛЕДСТВИЕ ИСКАЖЕНИЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ МОДЕЛЕЙ ПРОФЕССИИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Ссылка для цитирования:

Дружилов С.А. Профессиональные деформации и деструкции как следствие искажения психологических моделей профессии и деятельности  // Журнал прикладной психологии.  — 2004. —  № 2. —  С. 56-62.

В феномене профессиональной деформации находит отражение фундаментальный принцип психологии – принцип взаимообусловленности деятельности и сознания.

Любая профессиональная деятельность уже на стадии освоения, а в дальнейшем при ее выполнении оказывает влияние на человека в целом. Многие из его свойств оказываются невостребованными, другие, способствующие успешности труда, «эксплуатируются» годами. Отдельные из них могут постепенно трансформироваться в «профессионально нежелательные» качества; одновременно исподволь развиваются профессиональные акцентуации – чрезмерно выраженные качества и их сочетания, отрицательно сказывающиеся на деятельности и поведении специалиста. Происходит то, что называют деструкцией [22], т.е. разрушением как нормативно одобряемой структуры профессиональной деятельности, так и самой личности профессионала.

Когда говорят о профессиональной деформации, то традиционно имеется в виду феномен распространения привычного ролевого (профессионального) поведения на непрофессиональные сферы [3, 5,10, 20, 25, 27]; при этом профессиональные деформации рассматриваются как проявления дезадаптации специалиста [16, 18,19].

В соответствии с интегративным подходом к становлению профессионализма [6], в процессе длительного выполнения профессионального труда изменениям подвергаются все уровни человека-профессионала (как индивида, личности, субъекта деятельности и индивидуальности). Проявляются же эти изменения будут в самых разнообразных ситуациях: в поведении (при вхождении в процесс профессиональной деятельности и при выходе из него), в самой деятельности, а также в профессиональном и внепрофессиональном общении.

Феноменология профессиональных деформаций  и деструкций

В наибольшей степени проявление профессиональной деформации выражено в системе «человек-человек». В научной литературе рассматриваются два видах профессиональной деформации: деформацию личности [2, 11, 16] и деформацию деятельности [21, 29]. Здесь можно заметить аналогию с разделением профессионализма (по Н.В.Кузьминой) на профессионализм деятельности и профессионализм личности [12, 13]. При понимании всей условности такого разделения, в то же время в указанных дефинициях видов профессиональной деформации можно отметить конструктивные моменты для последующего анализа.

В качестве основания для классификации видов профессиональной деформации С.П.Безносов использует понятие «норма», по отношению к которой оцениваются те или иные проявления. Подчеркивается, что целесообразно различать две разновидности рассматриваемого понятия. С одной стороны, можно говорить о «норме деятельности», характеризующей цели, принципы, технологии, методы деятельности. С другой стороны, для анализа профессиональной деформации имеет значимость нормы «профессиональной этики» и деонтологии. Указанные нормы деятельности и профессиональной этики могут быть сформулированы весьма точно и конкретно. Исследователь высказывает предположение, что сравнивая с этими двумя нормами любую профессиональную деятельность и качество ее исполнения, можно выявить признаки профессиональной деформации [2]. По отношении к этим двум нормам предлагается оценивать явление профессиональной деформации деятельности и личности.

В качестве основной причины профессиональной деформации психологи называют разделение труда и узкую специализацию деятельности [3, 19, 20]. Р.М.Грановская считает, что профессиональная деформация проявляется в стереотипных действиях. [3]. Признается, что профессиональные стереотипы развиваются, как правило, из тех качеств, которые особенно полезны для данной профессии. Однако чрезмерно упрочненные установки могут приводить к тому, что даже простое, очевидное и разумное решение игнорируется специалистом, заменяется менее рациональным, но трафаретным. Более того, у специалиста возникает ложного представления о том, что и без новых знаний накопленные стереотипы обеспечивают необходимую успешность деятельности. Как следствие имеет место деградирование человека как специалиста.

В качестве другой наиболее часто встречающейся причины деформации исследователи выделяют специфику ближайшего окружения, с которым вынужден общаться специалист [2]. Отмечается, что в одних профессиях велик риск профессиональной деформации, а в других он меньше, а также то, что характер и динамика деформации зависит от индивидуальных особенностей человека.

Это можно объяснить наличием следующих обстоятельств. Для того, чтобы стать профессионалом, человеку необходимо задействовать весь арсенал своих внутренних средств и способностей. Это не проходит бесследно, происходит формирование его субъектных и личностных качеств. Наличие морально-этических норм, «наработанных» в данной профессии как социальном институте, их распространение на большее количество ситуаций помогают человеку избежать профессиональной деформации. При этом необходимо учитывать, что нормы деятельности взаимодействуют с моральными нормами также, как субъект профессиональной деятельности и личность взаимосвязаны ( в единой структуре индивидуальности (по Б.Г.Ананьеву) [1].

Профессиональные деструкции, по определению, даваемому Э.Ф.Зеер, это «постепенно накопившиеся изменения сложившейся структуры деятельности и личности, негативно сказывающиеся на продуктивности труда и взаимодействии с другими участниками этого процесса, а также на развитии самой личности» [10, С.149].

А.К.Маркова приводит целый ряд проявлений профессиональных деструкций. Это и «застревание» работника в своем профессиональном развитии, и низкая профессиональная мобильность, и рассогласованность отдельных звеньев профессионального развития, когда одна сфера как бы забегает вперед, а другая отстает (например, мотивация к профессиональному труду есть, но недостает целостности профессионального самосознания). Это и «распад» нереалистичные цели, ложные смыслы труда, профессиональные конфликты и т.д. [14].

Очевидна взаимная обусловленность личности и деятельности. Поскольку личность формируется и развивается в деятельности, то в определенном смысле можно говорить о личности как следствии особенностей деятельности. С другой стороны, характеристики личности оказывают влияние на особенности реализации той или иной деятельности. При этом деформации трудового поведения и деятельности могут рассматриваться в качестве внешнего проявления внутренних деформаций личности.

Профессиональные деформации человека проявляются в поведении. По сложившимся традициям в психологии под поведением понимают внешнее проявление психической деятельности. Согласно С.Л.Рубинштейну, поведение — это особая форма деятельности; она становится поведением тогда, когда мотивация действий из предметного плана переходит в план общественно-общественных отношений. Главное в профессиональном поведении – это отношение к профессиональным этическим нормам. Основной единицей анализа поведения является поступок.

К поведению могут быть отнесены процессы вхождения человека в деятельность и выхода из нее. В этих зонах человек как личность на самом деле обладает большей свободой выбора своих поступков, чем в самой деятельности, которая более строго регламентирована. Прежде чем войти в зону деятельности, человек должен четко понимать, принимать и выполнять те нормы деятельности, которые предписаны.

Выделяют ряд видов деформации трудового поведения: рестрикционизм (минимизация производительности труда), избыточная интенсивность труда, карьеризм, ригидность, боязнь самовыражения, бедность ролевой системы  и др. [29].

Выделение в проблеме профессиональной деформации двух сторон – деятельностной и личностной, позволяет не относиться к рассматриваемому явлению как к некоторому фатальному результату. Выявление деформации личности (как «диагноз») во многих случаях означает, что на личность ставится некоторое клеймо, отнюдь не способствующего исправлению сложившегося положения. Выявление же в трудовом поведении, сопровождающем деятельность, деструктивных элементов и связей позволяет предложить систему воздействий, направленных на исправление деформированного поведения и оптимизацию профессиональной деятельности.

Деятельностный подход к анализу  профессиональных деструкций

Профессиональную деформацию мы рассматриваем как «искажение» психологической модели деятельности, либо ее деструктивное построение. Говоря об искажении или деструктивном построении модели нельзя не остановиться на вопросе критериев. Закономерен вопрос: если речь идет об отклонении, или искажении, то относительно какого эталона?

Профессии рассматривается нами, с одной стороны, как социальный институт, обладающий определенным потенциалом, с другой – и как профессиональное сообщество, являющееся самоорганизующейся социальной системой. В рассматриваемом плане профессия обеспечивает накопление, систематизацию и передачу профессионального опыта. Этот обобщенный и объективизированный (в форме инструкций, правил, алгоритмов деятельности, профессиональных норм, традиций и т.д.) профессиональный опыт выступает в качестве основы для построения идеализированной обобщенной модели профессии и профессиональной деятельности.

В.С.Мерлин освоение профессии рассматривал как процесс «распредмечивания, индивидуализации нормативно заданного (одобряемого) способа деятельности» [15, С.167]. К профессиональной мы относим сложную деятельность, осуществляемую в рамках профессии. Профессиональная деятельность согласно А.И.Турчинову, предстает перед человеком как конституированный способ выполнения чего либо, имеющий нормативно установленный характер [26]. В таком понимании профессиональная деятельность выступает как «объективированный» способ деятельности, не зависящий от выполняющего ее человека. С другой стороны, процесс включения человека в сложный вид деятельности, обретение им профессии есть не что иное, как превращение нормативно установленного способа деятельности в индивидуальный, «субъективированный» способ деятельности.

В то же время в общественном сознании складывается и существует устойчивое представление о большинстве известных видов профессионального труда. Содержание этих представлений составляют общественно одобряемые нормы деятельности, а также свойства, которыми должен обладать человек, чтобы он мог выполнять тот или иной труд. В таком понимании профессиональный труд может рассматриваться как один из видов общественной практики, которая представлена профессионально-квалификационными, а также мотивационно-ценностными требованиями.

Совокупность сложившихся в обществе представлений о профессионально-квалификационных и мотивационно-ценностных нормативах деятельности составляет содержание обобщенного идеализированного образа (модели) профессии, а также образов (моделей) профессиональной деятельности и человека-профессионала как представителя данного профессионального сообщества. Эти идеализированные образы уточняются, дополняются, конкретизируются в представлениях членов профессионального сообщества, образующих данную профессию как социальный институт. В этом смысле можно говорить об обобщенной идеализированной модели профессии (а также моделях профессиональной деятельности и человека-профессионала) как о некоторых эталонах. Отклонение индивидуальных внутренних, (психических) моделей профессии, профессиональной деятельности, субъекта деятельности, сформировавшихся у конкретного профессионала, от эталонных моделей (обобщенных, идеализированных образов) рассматривается нами как профессиональные деформации или деструкции.

Ориентируясь на прикладные задачи изучения процессов становления профессионализма человека, целесообразно использовать упрощенную трехкомпонентную психологологическую модель профессии, которая включает в себя следующие составляющие (или субмодели) [7]:

  1. Модель профессиональной среды. Профессиональная среда (по М.А.Дмитриевой) включает в себя объект и предмет, труда, средства труда, профессиональные задачи, условия труда, социальное окружение [5]. Система представлений (образов) человека о составляющих профессиональной среды составляет внутреннюю, психическую модель профессиональной среды.
  2. Модель профессиональной деятельности (как система образов взаимодействия человека с профессиональной средой, а также образов целей, результатов, способов их достижения и др.). Здесь имеется в виду концептуальная модель профессиональной деятельности (КМПД), рассматриваемую в качестве основного внутреннего средства деятельности профессионала [9].
  3. Модель самого человека-профессионала (как индивида, личности, субъекта деятельности и индивидуальности), включая систему его свойств и отношений. Прежде всего, это профессиональная Я-концепция, понимаемая как относительно устойчивая, более или менее осознанная система представлений человека о себе в данной профессиональной деятельности и профессии. На основе этих представлений он строит свои отношения с другими людьми, с которыми он взаимодействует в процессе профессиональной деятельности.

Каждая из указанных моделей базируется на некоторых представлениях человека о профессиональных нормах, ценностях и обобщенных целях профессиональной деятельности.

Приведенная декомпозиция модели профессии на отдельные составляющие дает возможность дифференцировать личность подлинного профессионала, адекватно включенного в каждую из указанных субмоделей, от дилетанта (или от пассивного исполнителя), не имеющего усвоенных профессиональных ценностей и мотивов, характерных для представителя данной профессиональной общности, «механически» выполняющего ту же профессиональную деятельность, но в отрыве от профессиональной среды и свойственной ей профессиональной культуры.

Остановимся подробнее на свойствах концептуальной модели профессиональной деятельности, являющейся важнейшей частью психической модели профессии. Мы рассматриваем КМПД с двух сторон: как субъективную моделью непрерывно изменяющегося объективного «мира профессионала» и как презентацию психологической структуры деятельности. Недостаточность признаков для построения КМПД, их содержательная обедненность может сделать это внутреннее средство деятельности источником не только неадекватных, ошибочных действий, но и профессиональных деформаций и деструкций.

Концептуальная модель профессиональной деятельности включает три основные составляющих — образную, понятийную и действенную [24].

Образная составляющая КМПД может быть синтезирована из рассмотренных ранее отдельных образов как множество картин из оперативных («быстро меняющиеся») и неоперативных (относительно стабильных, константных) образов-ситуаций, фрагментами которых являются образы-цели, образы-объекты и образы-условия деятельности.

Понятийная составляющая КМПД состоит из названий объектов, субъектов, причинно-следственных и других отношений, из всего того, что можно выразить с помощью понятий, определений и т.д. Отметим, что у человека большинство образов внешних объектов может быть вербализовано, т.е. выражено в словесно-понятийной форме. Справедливо и обратное: большинство понятий имеет или может получить конкретно- или абстрактно-образные дериваты (производные). К полиморфизму образно-понятийных отношений в КМПД необходимо стремиться при профессиональной подготовке. Конечно, далеко не все в деятельности профессионалов может быть вербализовано. Но вербализация, т.е. понятийно-словесное выражение для описания умений, необходима и для самоконтроля, и для передачи профессионального опыта при обучении.

Третий компонент концептуальной модели — ее действенность. КМПД реализуется в действиях субъекта и управляет этими действиями. При этом действия, их цепочки и сочетания отображаются в концептуальной модели в виде образных и/или понятийных комплексов.

Важнейшим свойством КМПД является ее избыточность [30]. Это свойство относится, прежде всего, я к относительно постоянной, константной составляющей модели, которая включает представление специалиста о времени и пространстве, стратегических целях деятельности, систему ценностей и оценок, представление о возможных способах реагирования на ситуацию и др. В то же время КМПД, будучи субъективной моделью движения объективного мира профессионала (включая изменение свойств и состояний объекта, средств, условий деятельности и др.), принципиально не может быть полным отражением ситуации, ибо модель всегда имеет расхождение со своим объектом. Адекватность модели с объектом возможна лишь с допустимой погрешностью; приближение к адекватности обусловливает профессиональную успешность человека.

Значимой характеристикой КМПД является ее готовность к изменениям. При наличии такой готовности человек способен корректировать, уточнять свою внутреннюю модель, включать в нее новые системы отношений. Коррекция концептуальной модели (на основе получаемой извне информации) с целью минимизации рассогласования с объектом является необходимым условием профессионализации человека. В этом плане возникшее рассогласование модели и объекта можно рассматривать как источник развития профессионализма человека.

При отсутствии такой готовности человек иначе реагирует на возникшее отклонение (рассогласование) модели и объекта. Либо человек игнорирует поступающую актуальную информацию об изменяющихся состояниях объекта и профессиональной среды и выполняет деятельность в соответствии со сложившимися стереотипными (неадекватными) представлениями. В этом случае возникшее рассогласование является источником деформации трудового поведения и личности. Либо же человек проявляет активность, направленную на изменение профессионального мира в соответствии с внутренней системой представлений человека. Тогда возникшее рассогласование выступает в качестве причины сверхнормативной активности человека – как конструктивной, так и деструктивной.

Согласно С.В.Дмитриеву, в деятельности человека всегда имеет место процедура отнесение к ценностями – идентификация того, что наиболее значимо для человека. Цель, как известно, ситуативна. Ценность – надситуативна. Цель указывает на то, чего нет («образ-цель»). Ценность – на то, что уже есть. Цель задает, что будет «здесь и теперь» делаться. Ценность предопределяет то, что никогда не должно делаться, т.е. то, что может ее разрушить. Выбор целей человек осуществляет в рамках ценностно-рациональной мотивации [4].

При рассмотрении профессиональной деформации деятельности будем опираться на психологическую макроструктуру деятельности («цель→мотив→способ→результат»), предложенную К.К.Платоновым [17, С.151]. Г.В.Суходольский ввел понятия полезного и вредного результата. Полезен результат, удовлетворяющий общественную или личную потребность. Вреден результат, препятствующий удовлетворению потребности либо гипертрофирующий ее удовлетворение. Полезный результат насыщает, а вредный — отвращает субъекта деятельности. Вредный результат лаконично называют также «антирезультатом» [23]. Следует иметь в виду, что отношения «полезное – вредное» и «положительное – отрицательное» не эквивалентны: отрицательные результаты (например, в науке) могут быть полезными.

Если цель, ориентирующая на получение общественно полезного результата, предопределяется конструктивными ценностями человека, то цель, ориентирующая на «вредный» результат может быть обозначена как деструктивная ценность. В качестве конструктивных ценностей могут выступать предписанные (формально или неформально), социально одобряемые нормы, а также социально одобряемые цели деятельности, ориентирующие на общественно полезные результаты. Соответственно, в качестве деструктивных ценностей могут выступать социально неприемлемые или отвергаемые способы и формы деятельности, а также социально неприемлемые цели, ориентирующие на получение вредного, с точки зрения подавляющей части членов общества, результата.

В зависимости от наличия/отсутствия у человека конструктивных ценностных ориентации (общественно одобряемых норм деятельности) и наличия у него способностей, обеспечивающих выполнение этих норм, С.П.Безносов выделяется следующие вариантов проявления профессиональной деформации [2]: а) человек правильно понимает и стремиться выполнять предписанные нормы деятельности, но не имеет нужных способностей, следствием чего может явиться не эффективная деятельность, вред окружающим, разочарование в себе; б) человек имеет нужные профессиональные способности, но не знает, либо не принимает некоторые нормы своей деятельности, либо осознанно переносит их в другую зону.

Исходя из вышесказанного, профессионально-деструктивную деятельность (иначе, профессионально-деформированную деятельность, – в крайнем ее проявлении) можно рассматривать как деятельность, направленную на получение вредного результата («антирезультата»). Здесь мы сталкиваемся не с профессиональной некомпетентностью и непрофессионализмом человека, а с проявлением «антипрофессионализма». Это тот случай, когда человек обладает необходимыми профессиональными знаниями, умениями, навыками и опытом, но ориентируется на искаженную систему ценностей, или, иначе, на деструктивные ценности. Им движет деструктивная направленность, примерами которой может быть эгоцентризм, стяжательство, нонконформизм т.п. психологические феномены. Соответственно, он ставит деструктивные цели («антицели») и использует деструктивные средства.

Ценности человека во многом определяются его доминирующей ориентацией. Э.Фромм выделил «плодотворные» и «неплодотворные» ориентации человека [28, С.63]. Плодотворные ориентации подразделяются на деятельную ориентацию, любящую ориентацию («человек любит то, ради чего он трудится») и разумную ориентацию («человек трудится ради того, что любит»). Неплодотворные ориентации подразделяются на следующие виды:

а) рецептивная ориентация: источник всех благ человека – вовне и главное для такого человека – получить его, чтобы человека «одаривали», «любили» и т.п.; отсюда вся жизнь превращается в сплошное ожидание, на работе в важных вопросах человек проявляет пассивность и т.п.;

б) эксплуататорская ориентация: источник благ – вовне и главное для такого человека – забрать эти блага силой или хитростью, даже еогда сам человек обеспечен и объективно в этих благах не нуждается;

в) стяжательская ориентация: благо – самого себя, в себе и главное для «стяжателя» – это сохранить свое благо от других, сэкономить;

г) рыночная ориентация, которой Э.Фромм посвящает значительное место в своих работах.

В нынешней реальности проявления «антипрофессионализм» встречается чаще, чем хотелось бы. С одной стороны, с приходом рынка уходит в прошлое «советский» продавец, ориентированный не на удовлетворение потребностей покупателей, а на создание дефицита, очередей, и на этой основе получение возможности самоутверждения. С другой стороны, легализация рыночных отношений в экономике сопровождалось легализацией «рыночных ориентаций» личности (по Э.Фромму). У личности с «рыночной ориентацией» этика профессионала (как нравственная норма) подменяется этикой прагматизма. Это значит, что в условиях нравственно-психологического конфликта (конкурирования) между ценностями профессиональной морали и ценностями выгоды предпочтение отдается последним, т.е. побеждают деструктивные ценности.

Как следствие – появление множества примеров «антипрофессионализма». Это и чиновник, мобилизующий весь свой профессионализм на служение собственной выгоде, а не общественному благу. Это и работник следственных органов, в корыстных целях оказывает помощь преступным элементам. Это и работник ГАИ, весь арсенал своих внутренних и внешних средств профессиональной деятельности направляющий не на повышение безопасности дорожного движения, а на поимку нарушителей, часто им же спровоцированных. Это и врач, целью которого порой становится не излечение пациента, а своеобразный «бизнес» по распространению дорогостоящих пищевых добавок под видом лечения. Это и учитель, если его ценностью становится не личностное развитие и повышение социальной компетентности учеников, а самоутверждение за счет их, вымогательство из родителей и т.д.

Социальная опасность такой профессиональной деформации учителя тем более велика, потому что профессионально деформированные педагоги школы и вуза (как показал в своем исследовании С.П.Пронин) воспроизводят себе подобных «деформированных выпускников» [18].

Основным психологическим механизмом, определяющим подобную профессиональную деформации, Е.П.Ермолаева называет утрату профессиональной идентичности. Действие указанного психологического механизма проявляется не только в равнодушии к профессиональным обязанностям и нормам, но и в замещении профессиональных ценностей и морали ценностями и целями другой среды — профессиональной или непрофессиональной [8]. Для обозначения рассматриваемого вида деформации автор использует понятие «профессиональный маргинализм». Признаки профессионального маргинализма: при внешней формальной причастности к профессии, — внутренняя непринадлежность к профессиональной этике и ценностям данной сферы профессионального труда как в плане идентичности самосознания (самоотождествления со всем грузом ответственности, должностных обязанностей и морали), так и в сфере реального поведения (действие не в рамках профессиональных функций и этики, а под влиянием иных мотивов или целей).

Если рассматриваемые деструктивные процессы получают широкое распространение, и реально действующей социальной нормой становится антинорма (т.е. то, что с точки зрения самой профессии как социального призвания, назначения – неадекватно и аморально), можно говорить уже о социальной опасности. Особенно велика опасность деформации личности человека, который при выполнении своих профессиональных обязанностей наделен властью.

Литература

  1. Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. – СПб.: Питер, 2001. – 288 с.
  2. Безносов С.П. Теоретические основы изучения профессиональной деформации личности. — СПб.: СПбГУ, 1995. — 167 с.
  3. Грановская Р.М. Элементы практической психологии. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. — 560 с.
  4. Дмитриев С.В. Биомеханика: в поисках новой парадигмы. – Н.Новгород: Изд-во НГПУ, 1999. – 179 с.
  5. Дмитриева М.А. Психологический анализ системы человек — профессиональная среда // Вестник ЛГУ, Серия 6. Психология, 1990, Вып.1. — С.82-90.
  6. Дружилов С.А. Психология профессионализма человека: интегративный подход  // Журнал прикладной психологии. — 2003 -№ 4-5. – С.35-42.
  7. Дружилов С.А., Дворцова Е.В. Сформированность концептуальных моделей профессии и профессиональной деятельности как условие вторичной профессиональной адаптации // Вестник Балтийской педагогической академии: Научное издание. Вып. 43. – СПб.: Изд-во БПА, 2002. – С.38-43.
  8. Ермолаева Е.П. Профессиональная идентичность и маргинализм: концепция и реальность // Психол. журн., 2001, том 22, № 4. – С.51-59.
  9. Завалова Н.Д., Ломов Б.Ф., Пономаренко В.А. Образ в системе психической регуляции. – М.: Наука, 1986. – 176 с.
  10. Зеер Э.Ф. Психология профессий. – Екатеринбург, 1997.
  11. Корнеева Л.Н. Профессиональная психология личности // Психологическое обеспечение профессиональной деятельности / Под ред. Г.С.Никифорова. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 1991. – С.61-83.
  12. Кузьмина Н.В. Профессионализм личности преподавателя и мастера производственного обучения профтехучидища. – М.: Высшая школа, 1989. — 167 с.
  13. Кузьмина Н.В., Реан А.А. Профессионализм педагогической деятельности. — СПб.: Изд-во СПбГУ., 1993. — 238 с.
  14. Маркова А.К. Психология профессионализма. – М.: Международный гуманитарный фонд «Знание», 1996. – 312 с.
  15. Мерлин В.С. Очерки интегрального исследования индивидуальности. – М.: Педагогика, 1986. – 256 с.
  16. Осницкий А.В. Социально-психологические особенности профессиональной деформации личности педагога // Стратегия социальной, психологической и правовой адаптации лиц, оказавшихся в кризисном состоянии: Тезисы докл. науч.-практич. конф. – СПб., 1997. – С.31-32.
  17. Платонов К.К. О системе психологии. – М.: Мысль, 1972. – 216 с.
  18. Пронин С.П. Исследование психологических факторов деструктивной профессионализации будущих учителей / Автореф. дисс. канд. психол наук, спец. 19.00.07. – Самара, 2000.
  19. Пряжников Н.С., Пряжникова Е.Ю. Психология труда и человеческого достоинства. — М.: «Академия», 2001. – 480 с.
  20. Рогов Е.И. Учитель как объект психологического исследования: Пособие для школьных психологов по работе с учителями и педагогическими коллективами. – М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1998. – 496 с.
  21. Руденский Е.В. Основы психологической технологии общения менеджера. – Кемерово : Кемер. обл. ИУУ, 1995. – 181 с.
  22. Словарь психолога-практика / Сост. С.Ю.Головин. – Мн.: Харвест, 2001. – 969 с.
  23. Суходольский Г.В. Основы психологической теории деятельности. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. – 168 с.
  24. Суходольский Г.В. Метапсихология как новый подход к пониманию научной психологии // Вестник Харьковского университета. Серия Психология. – 2000, № 498. – С.140-143.
  25. Трунов Д.Г. Профессиональная деформация практического психолога // Психологическая газета, 1997, № 01(28).
  26. Турчинов А.И. Профессионализация и кадровая политика: проблемы развития теории и практики. – М.: Моск. психолого-социальный институт, Флинта, 1998. – 272 с.
  27. Тутушкина М.К., Мальцев В.П. Важные моменты в управлении: власть и имидж // Психологическая помощь и консультирование в практической психологии: Под ред. М.К.Тутушкиной. – СПб.: «Диалектика Плюс», 1999. – С.329-335.
  28. Фромм Э. Человек для себя. – Минск, 1992.
  29. Шаталова Н.И. Деформации трудового поведения работника // Социологические исследования, 2000, № 7. – С.26-33.
  30. Энциклопедический словарь: Психология труда, управления, инженерная психология и реклама / Под ред Б.А.Душкова. – Екатеринбург: Деловая книга, 2000.

ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ ДЕФОРМАЦИИ КАК ИНДИКАТОРЫ ДЕЗАПТАЦИИ И ДУШЕВНОГО НЕБЛАГОПОЛУЧИЯ ЧЕЛОВЕКА

Ссылка для цитирования:

Дружилов С.А. Профессиональные деформации как индикаторы дезаптации и душевного неблагополучия человека // Сибирский педагогический журнал. – 2010. – № 6. – С. 171-178.

Для  скачивания PDF-файла кликните на ссылку ниже:
Профдеформации как индикаторы дезадаптации

Психологические словари определяют психическое здоровье как состояние душевного благополучия, являющееся следствие отсутствия болезненных психических проявлений и адекватного приспособления к актуальным условиям жизни. Существует ряд признаков, уточняющих это понятие, таких как соответствие субъективных образов объективной действительности, способность к самокоррекции поведения и др. [14].

Важнейшее место в жизни человека занимает трудовая и профессиональная деятельность. Под профессиональной понимается любая сложная деятельность, которая предстает перед человеком как конституированный способ выполнения чего-либо, имеющий нормативно установленный характер. Профессиональная деятельность трудна для освоения, требует длительного периода профессионализации (включающего теоретическое и практическое обучение), имеющего высокую общественную стоимость. Все это обусловливает значимость сохранения соматического и психологического здоровья профессионала.

Под профессиональным здоровьем понимается свойство организма сохранять необходимые компенсаторные и защитные механизмы, обеспечивающие профессиональную надежность и работоспособность во всех условиях деятельности [18]. Профессиональное здоровье (соматическое и психическое) тесно связано с адаптированностью человека [17]. Профессиональная адаптация традиционно рассматривается как процесс становления и поддержания динамического равновесия в системе «человек – профессиональная среда». Но человек, согласно воззрениям Б. Г. Ананьева (1968 г.), должен рассматриваться как индивид, личность, субъект деятельности и индивидуальность [1]. М. А. Дмитриева показала, что профессиональная психологическая адаптация, представляет собой единство адаптации индивида к физическим условиям профессиональной среды (психофизиологический аспект), адаптации субъекта деятельности к профессиональным задачам, орудиям труда, выполняемым операциям и т. д. (операциональный аспект), и адаптации личности к социальным компонентам профессиональной среды среды (социально-психологический аспект). При этом в качестве общего показателя адаптированности предлагается считать удовлетворенность человека содержанием и условиями труда [5].

Нам представляется, что наряду с удовлетворенностью трудом в качестве критериев адаптации следует учитывать показатели эффективности деятельности специалиста, определяемые как отношение обобщенного результата к затратам, связанным с производством продукта. Интегральный критерий эффективности складывается из частных критериев со своими весовыми коэффициентами. В качестве частных критериев, исходя из выделенных компонентов профереды, целесообразно использовать экономические, социальные, психологические и «клиенто-центрированные» показатели [6]. Способ же адаптации к тем или иным компонентам профессиональной среды обеспечивается выработкой человеком индивидуального стиля [7] профессиональной деятельности (ИСД) и поведения (ИСП) — в профессии и вне ее.

Традиционно, начиная с фундаментальной работы Ф. Б. Березина (1988 г.), психофизиологическая и психологическая адаптация рассматривается как процесс как результат; при этом индикатором адаптированнос- ти является отсутствие признаков дезадаптации. Однако стоит вспомнить, что английский биолог Питер Медавар (P. Medawar), Нобелевский лауреат (1960 г.) по физиологии и медицине, отмечал, что адаптация есть нечто такое, что организм вырабатывают у себя и обладает в потенциале для успешного существования в изменяющихся условиях. Вероятно, эта идея позволила современным отечественным исследователям [19] рассматривать адаптацию личности не только как процесс и результат, но и как основание для формирования психических новообразовании этой личности. В состав новообразований были включены не только совокупность знаний, умений и навыков, полученных и сформированных у себя субъектом адаптации, но и сложная система межличностного взаимодействия с профессиональным и социальным окружением. При этом подчеркивается, что именно новообразования являются источником развития личности.

Считаем возможным распространить этот подход на профессиональную адаптацию. Здесь в качестве новообразований могут выступать как конструктивные качества (такие как профессионализм), так и деструктивные.

Любая деятельность оказывает влияние на человека. Многие из его свойств оказываются невостребованными, другие, способствующие успешности, «эксплуатируются» годами. Отдельные из них могут трансформироваться в «профессионально нежелательные» качества; одновременно развиваются профессиональные акцентуации — чрезмерно выраженные качества и их сочетания, отрицательно сказывающиеся на деятельности и поведении.

В концепциях профессионального становления личности В. А. Бодрова, Е. М. Борисовой, Э. Ф. Зеера, Е. А. Климова, А. К. Марковой, Л. В. Митиной, Ю. В Поваренкова признается разнонаправленность изменений личности в процессе длительного выполнения профессиональной деятельности. Отмечается, что профессиональное развитие личности сопровождается личностными приобретениями и потерями. Происходит то, что называют деформациями (искажениями) и деструкциями (разрушениями) — как социально одобряемой структуры деятельности, так и самой личности профессионала. Искажение личности профессионала может проявляться в возникновении синдрома эмоционального выгорания, который считается некоторыми авторами (например, [15]) одним из признаков профессиональной деформации. Прежде «выгорание» (как форма проявления душевного неблагополучия человека) обычно рассматривалась в контексте профессионального труда (Т. В. Фурманюк, 1994; А. В. Осницкий, 1999; Н. Н. Водопьянова, 2000), а профессиональная деформация в контексте поведения человека вне работы (Р. М. Грановская).

Когда говорят о профессиональной деформации, то традиционно имеется в виду феномен распространения привычного ролевого поведения (как результата многолетней практики) специалиста на непрофессиональные сферы [4; 21]. Тогда, после выхода человека из профессиональной ситуации не происходит его естественного «выправления», поэтому даже в личной жизни человек продолжает нести на себе «деформирующий отпечаток» своей профессии. При этом профессиональные деформации рассматриваются как проявления дезадаптации личности специалиста. Менее изучены деформации личности в процессе освоения профессии; лишь в последние годы появились публикации исследования в этом направлении [2; 22]. Однако задача разработки конкретных механизмов конструктивного, «недеформирующего» построения профессиональной траектории человека пока не нашли своего решения.

В соответствии с развиваемым нами интегративным подходом к становлению профессионализма [8], в процессе длительного выполнения профессионального труда изменениям подвергаются все уровни человека-профес- сионала (как индивида, личности, субъекта деятельности и индивидуальности). Проявляться же эти изменения будут в самых разнообразных ситуациях: в поведении (при вхождении в процесс деятельности и при выходе из него), в самой деятельности, а также в профессиональном и внепрофессиональном общении.

В наибольшей степени проявление профессиональной деформации выражено в системе «человек – человек». В научной литературе рассматриваются два видах профессиональной деформации: деформацию личности [2] и деформацию деятельности и трудового поведения [24]. Здесь можно заметить аналогию с разделением профессионализма (по Н. В. Кузьминой) на профессионализм деятельности и профессионализм личности [11; 12].

Выделение в проблеме профессиональной деформации двух сторон — деятельностной и личностной, позволяет не относиться к рассматриваемому явлению как к фатальному результату. Выявление деформации личности (как «диагноз») во многих случаях означает, что на личность ставится «клеймо», отнюдь не способствующего исправлению сложившегося положения. Выявление же в трудовом поведении, сопровождающем деятельность, деструктивных элементов и связей позволяет предложить систему воздействий, направленных на исправление деформированного поведения и оптимизацию деятельности.

В качестве основания для классификации профдеформаций С. П. Безносов использует понятие «норма». При этом он выделяет: а) нормы деятельности, характеризующей цели, методы деятельности; б) нормы профессиональной этики. Эти нормы могут быть сформулированы весьма точно и конкретно. Предполагается, что, сравнивая с этими нормами любую профессиональную деятельность и качество ее исполнения, можно выявить признаки профдеформации. По отношении к этим двум нормам предлагается оценивать явление профессиональной деформации деятельности и личности.

Поскольку личность формируется и развивается в деятельности, то в определенном смысле можно говорить о личности как следствии особенностей деятельности. Однако появление деформаций личности не является неизбежным последствием условий работы, а связано с неконструктивностью профессионального стиля и ролевых установок, и во многом доступно коррекции. Действие факторов риска в деятельности само по себе неоднозначно и может (как и любое стрессогенное воздействие), приводить как к деформациям, так и к возрастанию потенциалов стойкости и жизнеспособности личности.

С другой стороны, характеристики личности оказывают влияние на особенности реализации деятельности. При этом деформации поведения и деятельности могут рассматриваться в качестве внешнего проявления деформаций личности.

Профессиональную деформацию мы рассматриваем как «искажение» психологической модели деятельности, либо ее деструктивное построение. Под профессиональной деструкцией понимается изменения и разрушения сложившейся психологической структуры личности, негативно сказывающиеся на результатах труда и взаимодействии с другими участниками этого процесса, а также на развитии самой личности.

В социологии понятие «деструкция» применяется для обозначения разрушения, нарушения сложившейся структуры в очень широких пределах, часто принимая при этом различные формы: «декомпозиция» у О. Конта; «социальная патология» у П. Ф. Лилиенфельда, «регресс» у Г. де Греефа. В рамках обсуждаемого вопроса представляет интерес описание деструкций как исчерпание внутренних ресурсов социальной мобильности, как кризис адаптации [3]. В рассматриваемом аспекте под профессиональными деструкциям мы понимаем пусковой механизм, ведущий к кризису профессиональной адаптации человека.

Говоря об искажении или деструктивном построении модели нельзя не остановиться на вопросе критериев. Закономерен вопрос: если речь идет об отклонении, или искажении, то относительно какого эталона?

Профессии рассматривается нами, с одной стороны, как социальный институт, обладающий определенным потенциалом, с другой — и как профессиональное сообщество, являющееся самоорганизующейся социальной системой. В рассматриваемом плане профессия обеспечивает накопление, систематизацию и передачу профессионального опыта. Этот обобщенный и объективизированный (в форме инструкций, правил, алгоритмов деятельности, профессиональных норм, традиций и т. д.) профессиональный опыт выступает в качестве основы для построения идеализированной обобщенной модели профессии и профессиональной деятельности.

Ориентируясь на прикладные задачи изучения процессов становления профессионализма человека, будем использовать предложенную нами ранее упрощенную трехкомпонентную психологическую модель профессии [10], которая включает в себя следующие составляющие (или субмодели):

  1. Модель профессиональной среды. Профессиональная среда включает в себя объект и предмет, труда, средства труда, профессиональные задачи, условия труда, социальное окружение. Система представлений (образов) человека о составляющих профессиональной среды составляет внутреннюю, психическую модель профессиональной среды.
  2. Модель профессиональной деятельности (система образов взаимодействия человека с профсредой, а также образов целей, результатов, способов их достижения); все то, что составляет концептуальную модель деятельности [9].
  3. Модель самого человека-профессионала (как индивида, личности, субъекта деятельности и индивидуальности), включая систему его свойств и отношений. Прежде всего, это профессиональная Я-концепция, понимаемая как относительно устойчивая, более или менее осознанная система представлений человека о себе в данной профессиональной деятельности и профессии. На основе этих представлений он строит свои отношения с другими людьми, с которыми он взаимодействует в процессе профессиональной деятельности.

Каждая из указанных моделей базируется на некоторых представлениях человека о профессиональных нормах, ценностях и обобщенных целях профессиональной деятельности.

Приведенная декомпозиция модели профессии на отдельные составляющие, с одной стороны, дает возможность дифференцировать личность подлинного профессионала, адекватно включенного в каждую из указанных субмоделей, от дилетанта (или от пассивного исполнителя), не имеющего усвоенных профессиональных ценностей и мотивов, характерных для представителя данной профессиональной общности, «механически» выполняющего ту же профессиональную деятельность, но в отрыве от профессиональной среды и свойственной ей профессиональной культуры. С другой стороны, позволяет выявлять компоненты признаки дезадаптации человека к тем или иньш составляющим профессии, а значит, и факторы, влияющие на душевное (ментальное) благополучие и профессиональное здоровье специалиста.

При рассмотрении деформации деятельности будем опираться на психологическую макроструктуру деятельности («цель — мотив — способ — результат»), предложенную К. К. Платоновым [16]. Г. В. Суходольский (1988 г.) ввел понятия полезного и вредного результата. Полезен результат, удовлетворяющий общественную или личную потребность. Вреден результат, препятствующий удовлетворению потребности либо гипертрофирующий ее удовлетворение. Вредный результат называют «антирезультатом» [20].

В деятельности всегда имеет место процедура отнесение с ценностями — идентификация того, что наиболее значимо для человека. Цель — ситуативна; ценность — надситуативна. Цель указывает на то, чего нет («образ-цель»); ценность — на то, что уже есть. Цель задает, что «здесь и теперь» будет делаться; ценность предопределяет то, что никогда не должно делаться, то есть то, что может ее разрушить. Выбор целей человек осуществляет в рамках ценностно-рациональной мотивации.

Если цель, ориентирующая на получение общественно полезного результата, предопределяется конструктивными ценностями человека, то цель, ориентирующая на «вредный» результат может быть обозначена как деструктивная ценность. В качестве конструктивных ценностей могут выступать предписанные, социально одобряемые нормы, а также социально одобряемые цели деятельности, ориентирующие на общественно полезные результаты. В качестве деструктивных ценностей выступают социально неприемлемые или отвергаемые способы и формы деятельности, а также социально неприемлемые цели, ориентирующие на получение вредного, с точки зрения общества, результата.

Исходя из вышесказанного, профессионально-деструктивную деятельность можно рассматривать как деятельность, направленную на получение вредного результата («антирезультата»). Здесь мы сталкиваемся не с профессиональной некомпетентностью и непрофессионализмом человека, а с проявлением «антипрофессионализма». Это тот случай, когда человек обладает необходимыми профессиональными знаниями, умениями, навыками и опытом, но ориентируется на искаженную систему ценностей, или, иначе, на деструктивные ценности. Им движет деструктивная направленность, примерами которой может быть эгоцентризм, стяжательство, нонконформизм т. п. психологические феномены. Соответственно, он ставит деструктивные цели («антицели») и использует деструктивные средства.

Ценности человека во многом определяются его доминирующей ориентацией. Э. Фромм выделил «плодотворные» и «неплодотворные» ориентации человека [23]. Среди неплодотворных ориентаций Э. Фромм уделяет значительное внимание рыночной ориентация, которая, следует признать, приобрела в нашей стране опасные для общества масштабы. У личности с «рыночной ориентацией» этика профессионала (как нравственная норма) подменяется этикой прагматизма. Это значит, что в условиях нравственно-психологического конфликта (конкурирования) между ценностями профессиональной морали и ценностями выгоды предпочтение отдается последним, то есть побеждают деструктивные ценности.

Деформации личностно-смысловой сферы, носящие деструктивный характер, могут выступать в качестве специфического механизма психологической защиты личности от травмирующих переживаний. Однако психологическая защита в данном случае имеет низший, патологический характер, не обеспечивающей в необходимой мере душевное благополучие человека. Деструкции проявляются в искажении реальности, обесценивании значимости происходящего, неадекватной профессиональной Я-концепции, циничном отношении к миру, переносе ответственности или ее субъективном непринятии, уплощении смысла и сведении его к ситуативным целям, центрировании на сиюминутных выгодах. А. Маслоу обозначает деформации личностно-смысловой сферы как метапатологии [13], которые в свою очередь являются причиной нарушений регуляции деятельности и ведут к «снижению человечности».

Если рассматриваемые деструктивные процессы получают широкое распространение, и реально действующей социальной нормой становится анти- норма (то, что с точки зрения профессии как социального призвания, назначения — неадекватно и аморально), можно говорить уже о социальной опасности.

Библиографический список

  1. Ананьев, Б. Г. Человек как предмет познания / Б. Г. Ананьев. — СПб.: Питер, 2001 — 288 с.
  2. Безносов, С. П. Профессиональная деформация личности / С. П. Безносов. — СПб.: Речь, 2004. — 272 с.
  3. Бодрийяр, Ж. Система вещей / Жан Бодрийяр. — М.: Рудомино, 2001. — 174 с.
  4. Грановская, Р. М. Психологическая защита / Р. М. Грановская. — СПб.: Речь, 2007. — 476 с.
  5. Дмитриева М. А. Психологические факторы профессиональной адаптации / М. А. Дмитриева // Психологическое обеспечение профессиональной деятельности / Под ред. Т. С. Никифорова. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1991. – С. 43-61.
  6. Дружилов, С. А. Профессионализм человека и критерии профессиональной адаптации / С. А. Дружилов // Объединенный научный журнал. — 2003. — № 1.- С. 15-16.
  7. Дружилов, С. А. Профессиональные стили человека и индивидуальный ресурс профессионального развития / С. А. Дружилов // Вопросы гуманитарных наук. — 2003. — № 1 (4). — С. 354-357.
  8. Дружилов, С. А. Психология профессионализма человека: интегративный подход / С. А. Дружилов // Вестник Красноярского государственного университета. Гуманитарные науки. — 2004. — Вып. 6. — С. 170-176.
  9. Дружилов, С. А. Профессиональные деформации и деструкции как следствие искажения психологических моделей профессии и деятельности / С. А. Дружилов // Журнал прикладной психологии. — 2004. — № 2. — С. 56-62.
  10. Дружилов, С. А. Психология становления профессионализма субъекта труда / С. А. Дружилов // Вестник Балтийской педагогической академии. Вып. — СПб.: Изд-во БПА, 2006. — С. 13-17.
  11. Кузьмина, Н. В. Профессионализм личности преподавателя и мастера производственного обучения профтехучидища / Н. В. Кузьмина. — М.: Высшая школа, 1989. — 167 с.
  12. Кузьмина,Н. В. Профессионализм педагогической деятельности / Н. В. Кузьмина, А. А. Реан. — СПб.: изд-во С.-Петерб. ун-та, 1993. — 238 с.
  13. Маслоу, А. Мотивация и личность / А. Маслоу. — СПб.: Евразия, 1999.
  14. Никифоров, Г. С. Психология здоровья / Г. С. Никифоров. — СПб.: Питер, 2003. — 608 с.
  15. Орел, В. Е. Синдром психического выгорания личности / В. Е. Орел. — М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2005. — 330 с.
  16. Платонов, К. К. О системе психологии / К. К. Платонов. — М.: Мысль, 1972.-216 с.
  17. Психология профессионального здоровья / Г. С. Никифоров, А. Г. Маклаков, В. И. Шостак и др.; под ред. Г. С. Никифорова. — СПб.: Речь, 2006. — 480 с.
  18. Разумов, А. Н. Здоровье здорового человека (Основы восстановительной медицины) / А. Н. Разумов, В. А. Пономаренко, В. А. Пискунов. — М.: Медицина. 1996. — 413 с.
  19. Реан, А. А. Психология адаптации личности / А. А. Реан, А. Р. Куда- шев, А. А. Баранов. — СПб.: Медицинская пресса, 2002. — 352 с.
  20. Суходольский, Г. В. Основы психологической теории деятельности [Текст]/ Г. В. Суходольский. — 2-е изд. — М.: Изд-во ЛКИ, 2008. — 168 с.
  21. Сыманюк, Э. Э. Психология профессиональных деструкций / Э. Э. Сыманюк, Э. Ф. Зеер. — М.: Академический проект; Деловая книга, 2005. — 240 с.
  22. Фонарев,А. Р. Психологические особенности личностного становления профессионала / А. Р. Фонарев. — М.: Изд-во МПСИ; Воронеж: МОДЭК, 2005. — 560 с.
  23. Фромм, Э. Человек самого для себя / Э. Фромм. — М.: ACT, — 349 с.
  24. Шаталова,Н. И. Деформации трудового поведения работника / Н. И. Шаталова // Социологические исследования. — 2000. — № 7. — С. 26-33.

Текст статьи на блоге автора: https://wordpress.com/page/93307737/29/

Статья на сайте автора Druzhilov.com