«Демографическая яма» и безработица преподавателей российских вузов

ДЕМОГРАФИЧЕСКИЙ «ЯМА» И ГРЯДУЩАЯ БЕЗРАБОТИЦА ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ ВУЗОВ

(отрывок из новой книги С.А.Дружилова)

Среди множества испытаний, через которые приходит наша страна в эти годы, особняком стоит надвигающаяся безработица преподавателей высшей школы. Об этом думают социологи, руководители системы образования, с 2010 г. «бьют в колокола» отечественные СМИ (в основном, – электронные). Летом 2010 г. Министерство образования и науки РФ представило в правительство и разослало по федеральным ведомствам расчеты, свидетельствующие о том, что без работы в период с 2011 г по 2015 г. могут остаться около 100 тыс. преподавателей вузов [1]. Если, по данным Росстата, в 2010 г. в государственных вузах работало 341 тыс. преподавателей, ас учетом негосударственных – около 400 тыс., то в зоне риска оказывается каждый четвертый [2].

Так ситуация виделась летом в 2010 г. А всего через полгода, в феврале 2011 г., в утвержденной Председателем Правительства РФ В.В. Путиным «Концепции Федеральной целевой программы развития образования на 2011-2015 годы», приводятся более жесткие показатели: «в профессиональном образовании прогнозируется снижение численности профессорско-преподавательского состава на 20-30 %» [3]. Ситуация явно усугубляется.

Причина назревающих проблем связана с кризисом рождаемости в 1990-е годы. Подошло к окончанию школы малолюдное поколение – значит, мало будет студентов. Министр образования и науки России А.А. Фурсенко, выступая 2 июня 2010 г. на «правительственном часе» в Госдуме, сообщал «Количество учеников уменьшилось на 40 %, сейчас демографический кризис переходит в сферу профессионального образования… В ближайшие три года нас ожидает спад как минимум на 2 млн. человек». Министр добавил, что демографический кризис продлится до 2020 г. [4] По уточненному в «Концепции 2011-2015» прогнозу численность студентов вузов в 2013 г. составит 4,2 млн. человек, снизившись более чем на 40 % по отношению к численности студентов вузов в 2009 г. (7,4 млн. человек) [5].

Поэтому и не всем преподавателям удастся сохранить работу. Все понятно и, казалось бы, логично: Демография – ничего не поделаешь! …

            В 1992 г. кривая рождаемости на графике пересеклась с кривой смертности (что называют «российским крестом»). В последующие годы уровень смертности в России превышает уровень рождаемости: умирает больше чем рождается.
Обвальное снижение рождаемости началось с 1989 г., к 1993 г. рождаемость упала на треть. В период с 1994 г. по 2002 г. в России рождалось ежегодно мене 1,4 млн. человек. Абсолютный минимум рождаемости зарегистрирован в 1999 г. – 1.2 млн. человек [6], одновременно коэффициент рождаемости опустился до исторического минимума и составил 1,19 ребенка.
Первые «ласточки» приближающегося демографического кризиса проявили себя в снижении конкурсов во многие (но прежде всего – провинциальные) вузы в 2009-2010 гг., когда родившимся в 1993-1994 гг. исполнилось 17 лет – возраст окончания средней школы. А в2011 г. абитуриентов оказалось меньше, чем число плановых мест в вузах в предшествующие годы.
В 2011 г. выпускной экзамен (ЕГЭ) сдавало 800 тыс. российских школьников. Выпускников стало на 9 % меньше, чем в предыдущем, 2010 г. Тенденция на снижение продолжится, а самый большой спад ожидается через пять лет (в2016 г.) , ведь 1999-й год стал для России настоящей демографической ямой.
По мнению директора Института демографических исследований И.И. Белобородова, это еще только начало демографического кризиса. К 2025 г. нас ожидает двукратное снижение численности женщин репродуктивного интервала (в возрасте от 20 до 29 лет, на эту группу приходится около 80% всех родов) [7]. Мнение российского ученого подкрепляется расчетами американских демографов, согласно которым рождаемость в России к указанной дате не превысит 1 млн. человек [8].  К этому времени количество трудоспособного населения сократится на 10 млн. человек.

Министр образования и науки А.А. Фурсенко пояснил: «Сокращение числа абитуриентов не значит, что преподаватели будут обязательно уволены, однако о новых рабочих местах для них нужно думать уже сейчас». По министерской мысли, преподавателей можно привлекать к переобучению других безработных, а, кроме того, «есть колоссальный спрос на дополнительное образование для расширения собственного кругозора — иностранные языки, история, культура» [9].

В этом же духе высказался пресс-секретарь премьер-министра России Д.С. Песков, отметив, что «часть преподавателей вузов могут быть перепрофилированы в преподавателей средних специальных образовательных учреждений (ПТУ, техникумы)» [10].

Ранее, в декабре 2009 г., Фурсенко в том же духе выступал на коллегии Минобразования. «Если за три года, по нашим оценкам, количество студентов в России уменьшится почти в два раза за счет демографии, это означает, что произойдет высвобождение кадров. Я обращаюсь к профсоюзам: нам вместе с вами надо готовиться и думать о том, как трудоустраивать этих людей», — сказал министр и добавил: «Но держать их на работе, делая вид, что ничего не происходит, мы с вами не можем, потому что это ведет к понижению качества образования» [11].

Ситуация, казалось бы, проста и понятна, но это не делает ее менее драматичной. Вузовское научно-преподавательское сообщество, как и научно-техническая интеллигенция России в целом уже много испытала. В первые советские годы – безработица, разруха, «красный» террор, унижения, вновь репрессии, бюрократическо-номенклатурный прессинг. В постсоветский период – вновь, и жуткие задержки зарплаты, вынуждающие преподавателей вузов, порой искать иную работу, и постоянное отсутствие достойной оплаты, и падение престижа профессии, и снижения реальных доходов, а также целый ряд разнообразных прессингов и унижений. Значит, горькая чаша выпита еще не до дна? И что же впереди – новые очереди профессоров за тарелкой щей для безработных?

В результате массированного давления телевидения в обществе сложилось понимание, что вузов в стране слишком много. Большинство людей, не имея объективной информации, не может сопоставить число вузов в нашей стране, и – допустим, в Соединенных Штатах Америки, либо в других странах промышленно развитых странах.

Да и сама действительность, с которой человек сталкивается повседневно, на своей работе, в быту, в общении с друзьями и знакомыми, приводит его к мысли, что очень уж много дипломов, выдаваемых вузами, оказываются на деле, не обеспеченными знаниями бумажками. Идет девальвация, обесценивание диплома. Если сказать на «импортном языке», –  он стал «сертификатом» (т.е. справкой) в картонной синей (а у кого-то – и красной!) обложке, удостоверяющей, что человек в течение такого-то периода был «прикреплен» к определенному вузу, где осуществляется подготовка «по специальности» или «по направлению». Прилагающаяся к нему «академическая справка с перечнем оценок по изучаемым дисциплинам мало что давало потенциальному работодателю: «молодой специалист» не готов выполнять трудовые обязанности по специальности (и он знает об этом!), да и необходимого места по специальности для него, зачастую, то же нет.

Одна из причин такого состояния в том, что «львиная доля» новых российских вузов, создаваемых со второй половины 90-х годов, изначально была халтурной, настроенной на заманивание красивыми фантиками «экономистов и юристов». Таковыми, во многом, были и множащиеся филиалы традиционных вузов.

Но проблема здесь не только не только в качестве подготовки, даваемого отечественными вузами. Действительно, число людей с вузовским дипломом стремительно увеличивается. Это отмечалось уже накануне экономического кризиса, начавшегося в 2008 г. Статистические показатели свидетельствовали, что число людей, занятых в экономике и имеющих высшее образование за 10 предкризисных лет выросло в 2,8 раза [12]. При этом эффективность использования специалистов стала чрезвычайно низкой. С одной стороны, две трети (!) выпускников вузов либо работают не по специальности, либо вынуждены переучиваться по месту работы. С другой, – в самом примитивном секторе малого и среднего бизнеса – в розничной торговле – занято 10 млн. человек, и половина из них имеет диплом о высшем образовании [13].

По сути, люди получившие диплом о высшем профессиональном образовании и квалификацию специалиста, занимают трудовые посты, не требующие такового образования и квалификации. Средства на обучение студентов, на содержание вузов, на оплату преподавателей затрачивались – а отдачи от затрат – не видно!

            В этом, кстати, была одна из объективных внутренних причин переходу к бакалавриату в отечественной системе высшего профессионального образования (ВПО). Другой внутренней причиной принято считать то обстоятельство, что масса советских вузов, как была, так осталась рассчитанной на давно несуществующую промышленность. Корреляция здесь, безусловно есть. Но существование корреляции еще не определяет, что является причиной, а что – следствием отмеченного явления. Но доминировали при переходе к Болонской двухуровневой системе, все же, внешниеобстоятельства [14].

В общем, даже и без учета демографии, руководство страны намеревалось существенно сократить число вузов. А демография еще и «подольет масла в огонь».

Конечно, есть некоторая надежда, уменьшение численности студентов принудит государство провести конструктивные реформы в ВПО, серьезную ревизию и вузов, и научно-преподавательского состава. Хочется думать, что в результате в системе ВПО остались бы лучшие – как лучшие вузы, так и лучшие преподаватели. Однако, как говорил классик, «надежды юношей питают», – а реальность сурова. Во-первых, «чины людьми даются», – во время передряг на работе частенько остаются не столько самые лучшие, сколько самые хитрые, напористые и изворотливые.

А во-вторых, даже в случае «объективного подхода» в «очищения» системы ВПО – преподавателей жалко. Многие из них не виноваты, что не смогли в водовороте перемен устроиться в сильный вуз. Среди преподавателей вузов велика доля женщин, и немолодых доцентов-мужчин предпенсионного возраста, и людей со слабым здоровьем, которым трудно будет найти подходящую (соответствующую их образованию, квалификации, возможностям) работу.

Но ситуация возникла не «вдруг». Уже в 2007 г., за четыре года до «первой волны» недобора в вузы, исследователи предупреждали, что  «Демографические процессы оказывают серьезное влияние на ситуацию в российском образовании на всех его уровнях. Демографический спад в наибольшей степени затронул общеобразовательную школу: число учеников уменьшилось за десять лет с 22 до 14 млн. В ближайшие годы сокращение общей численности учащихся начнется на всех уровнях профессионального образования: количество абитуриентов к 2010 году по сравнению с 2006-м сократится вдвое» [15].

Анализ предварительных министерских намеков на пути решения проблемы оставляет много вопросов. В чем, в какой деятельности может найти себя преподаватель с ученой степенью и званием, проработавший в вузе 30-35 лет и ставший высококлассным профессионалом в этом деле?

Ну, положим, у преподавателей иностранных языков ситуация и перспективы получше, чем у других. А вот в массовое открытие платных курсов «истории и культуры» для любознательного населения, а тем более «теории автоматического управления», «физических основ электроники» или «теории машин и механизмов» как-то не очень верится. И каких «других безработных» смогут переобучать университетские преподаватели, если Службы занятости предлагают обучать безработных на токарей, штукатуров, парикмахеров?

Так же для людей, которые два-три десятилетия занимались в вузе преподавательской и научно-исследовательской деятельностью, совершенно не реальны предложения тех же Служб занятости – за выдаваемый им кредит до 250 тыс. рублей открыть собственный малый бизнес. Дело даже не в сумме кредита, выдаваемого под соответствующий бизнес-проект, а в том, что направленность этих людей иная. Если бы они имели «предпринимательскую жилку», то не работали бы в вузе преподавателями, не корпели бы над учебными планами специалитета, а затем и бакалавриата, над методичками, не вели бы скрупулезных научных исследований. Кто был ориентирован свой на бизнес – тот уже давно им занимается.

Высказал министр, – как бы «между прочим», – и более конструктивную идею трудоустройства высвобождающихся преподавателей: привлекать уволенных к научной работе. Но дальше слов дело пока не пошло: даже не упоминается ни механизм их привлечения, ни потенциальные заказчики, ни источники финансирования. И, по мнению первого проректора Высшей школы экономики (ВШЭ) Л.И. Якобсона, «вряд ли многие профессора смогут заниматься исследовательской работой». Да и в целом, по мнению этого авторитетного эксперта, было давно понятно, что вузы столкнутся с этой проблемой, проблемой и предлагаемые меры выглядят запоздалыми, ждать от них большого эффекта не стоит [16].

Наряду и параллельно с проблемой сокращения (в какой бы то ни было форме) преподавательского состава вузов имеет место проблема старения и естественной убыли квалифицированных преподавателей на кафедрах. С одной стороны, наличие этого естественного процесса, казалось бы, облегчает руководству вузов, да и министерства болезненной проведение процедуры сокращения кадров. Но это только на первый взгляд. С другой стороны, если уповать исключительно на разрешение проблемы сокращения указаннымпутем, то такой подход в условиях реформирования вуза может приводить к совершенно противоестественным реакциям.

В силу объективных обстоятельств на большинстве кафедр сложилась ситуация, когда есть старшее поколение, как правило «остепененных» (т.е. имеющих ученую степень) преподавателей, есть младшее поколение, в котором процент «остепененности» значительно ниже, либо даже «нулевой», и практическиотсутствует среднее поколение [17]. Согласно статистическим, приводимым Д.Р. Юсиповой, на кафедрах российских вузов в 2007 г. каждый второй доцент (53,3 %) имел возраст старше 50-ти лет; а каждый второй профессор (56,8 %) старше 60-ти лет [18].

Очевидно, что за три года после публикации статьи возраст мог только увеличиваться. В 2011 г. ректор Томского политехнического университета (ТПУ) имеющего статус национального исследовательского университета, отмечал, что в ТПУ средний возраст, кандидатов наук – 53 года, а докторов наук – 61 год [19]. И это в вузе, имеющем солидные преференции в соответствии с его статусом! Автору этих строк известны выпускающие кафедры в провинциальных вузах, на которых средний возраст преподавателей с ученой степенью составляет 66 лет, «неостепененных», имеющих научно-педагогический стаж более 20 лет – 64 года; а младшее поколение преподавателей без ученой степени (таковых 30 %) имеет средний возраст 28 лет [20].

Можно даже, пусть с большой долей условности, говорить даже о разных возрастных группах («по-старшинству») преподавателей-пенсионеров: «старшая» (70 лет и старше), «средняя» (от 65 до 70 лет) и «младшая» (от 60 до 65) лет).

Примитивная логика подсказывает: достаточно отправить на пенсию преподавателей пенсионного возраста! Такой «безболезненный» вариант решения проблемы видится руководству министерства, с ним согласны и некоторые эксперты. Упоминавшийся выше проректор ВШЭ Л.И. Якобсон считает, что «отчасти решить проблему безработицы поможет пожилой возраст – часть преподавателей уйдут на пенсию» [21]. Отсюда можно понять сомнение уважаемого эксперта в том, что «профессора смогут заниматься исследовательской работой» [22] – их весьма преклонный возраст может быть тому проблемой: многие из представителей «старшей» и часть из «средней» пенсионных групп могут лишь «по накатанной» дороге читать лекции, да и о сомнительного качества.

Но, при такой «лобовом» способе решения проблемы, которое следует из примитивной логики, неизбежно сталкиваемся с целой совокупностью новых проблем, – организационных, экономических, социальных и психологических.

Организационная (организационно-педагогическая) проблема. В России сложилась ситуация, когда лучшие, наиболее квалифицированные преподавательские кадры достигли пенсионного возраста. Преподает илинеопытная молодежь, в большинстве своем без ученой степени, либо тем кому уже «за шестьдесят» и более. На кафедрах нет среднего поколения преподавателей, нет квалифицированных специалистов с ученой степенью и званием в возрасте 40-55 лет.

Поэтому уволить пенсионеров во многих случаях означает обезглавить кафедру. Уже сейчас есть масса примеров, когда профессоров (да и ведущих доцентов) просят, прежде чем уйти на пенсию, найти себе преемника «со стороны» (из другого вуза и т.д.), имеющего необходимый опыт, квалификацию, соответствующие регалии. Или, в крайнем случае, подготовить преемника из молодого преподавателя, пусть и без ученой степени, чтобы при уходе профессора (или доцента) на пенсию не «оголился» читаемый им учебный курс.

Даже естественный уход любого пенсионера с кафедры приводит к необходимости решения руководством кафедры и вуза проблем обеспечения нормального хода учебного процесса. Учить студентов не кому! Имеется в виду: Хорошо учить, а не формально проводить занятия! А если и находится формальная замена выбывшего профессора (или доцента) путем введения в учебный процесс очередного мальчика или девочки из недавних выпускников кафедры, спешно назначенного «старшим преподавателем», то качество подготовки студентов резко ухудшается.

Можно, конечно, и на это закрыть глаза. Если цель реформаций – не подготовка квалифицированных кадров для страны, а сокращение нахлебников-бюджетников, экономия государевых средств. Но тогда возникает еще один проблемный аспект, вытекающий из «простого решения» – увольнения пенсионеров.

Дело в том, что как раз старшее поколение преподавателей на кафедре – это те люди, которые имеют не только опыт, знания, но и являются обладателями ученых степеней и званий. В младшем же поколении преподавателей – «остепененных», в лучшем случае, единицы. Так обстоит дело в большинстве провинциальных вузов. Но для того, чтобы пройти очередную процедуру лицензирования и государственной аккредитации на право подготовки тех же бакалавров, необходимо чтобы на кафедре было не менее 60 % преподавателей с ученой степенью. Стало быть, при увольнении квалифицированных преподавателей старшего поколения (пенсионеров) во многих провинциальных вузах по целому ряду направлений уже нельзя будет готовить бакалавров. А уж тем более – магистров. Даже по формальным критериям.

Возможно, что власти здесь намечают какие-то пути быстрого (если не сказать – стремительного) повышения квалификации молодого поколения преподавателей кафедр и доведения их до уровня кандидатовнаук. Последние решения Правительства России наталкивают на размышления в этом направлении.

            Принятыми в июне 2011 г. постановлениям Правительства РФ  474 и № 475 были утверждены новое «Положение о ВАК» и внесли изменения в «Положение о порядке присуждения ученых степеней». Порядок присуждения кандидатской степени существенно изменен. В новых законодательных актах не предусмотрено прохождение кандидатскими диссертациями экспертных советов ВАК. Министерство образования и науки, к которому переходят функции по техническому обеспечению работы Высшей аттестационной комиссии (ВАК), ранее исполнявшиеся Рособрнадзором, отныне будет выдавать кандидатам наук дипломы сразу после того, как соответствующее решение примет диссертационный совет.
В стране сегодня ежегодно защищается около 40 тыс. кандидатских диссертаций, ВАК до настоящего времени осуществлял выборочную проверку части из них. Теперь не будет никакой! Не надо быть пророком, – говорит вице-президент РАН В. Козлов, – чтобы предсказать резкий рост числа низкокачественных диссертаций. Президент РАН Ю. Осипов заявил: «Если недобросовестные вузы начнут бесконтрольно штамповать второсортных кандидатов наук, используемые сегодня показатели эффективности работы академических институтов и университетов просто потеряют смысл». Самое печальное, что проводимые изменения никто не посчитал нужным согласовать с учеными [23].

Если протест Президиума РАН по поводу указанных реформаций не будет принят Правительством РФ во внимание, то диссертационные советы вузов к предстоящему лицензированию и аккредитации вузов, приступающих к массовой подготовке бакалавров, «наштампуют» необходимое количество кандидатов наук. О их качестве в этом случае говорить не приходится: иные цели, иные и критерии …

Экономическая проблема каждого отдельного преподавателя-пенсионера, которую можно обозначить также как проблему «человеческого отношения» государства и общества к нашим старикам.

Следует признать, что благодаря старшему поколению специалистов, доставшемуся современной России «по-наследству» от советских времен, в стране, решается немалая часть практических задач – в промышленности, на транспорте, в медицине, в школьном образовании. Да как бы и не все! В том числе – и в системе ВПО. Коль скоро увольнение грозит четверти всех преподавателей вузов – не исключено, что ужболее четверти из них по возрасту перешагнула пенсионный порог.

А их увольнение не так уж это и безболезненно и самим пенсионерам. С экономической точки зрения – при нынешней-то пенсии. Ведь пенсия человека, всю свою жизнь проработавшего в высшей школе, в науке, не просто «не велика». Она еще и меньше пенсии большинства людей такого же возраста, трудившихся в иных сферах. Почему? Да все просто: размер пенсии зависит от трудового стажа.

Возьмем доцента, кандидата наук, или профессора, доктора наук. При расчете их пенсии считается трудовой стаж, в который не входит: 1) время очного обучения в вузе – 5 лет, а у выпускников самых сложных вузов – 5,5 или даже 6 лет; 2) время обучения в очной аспирантуре – 3 года; 3) время пребывания в докторантуре – еще 3 года. Итого у квалифицированного преподавателя вуза при расчете пенсии из их общего стажа сразу 16-17 лет вычитается.  (Напомним, что годы пребывания в очной аспирантуре и в докторантуре входят в научно-педагогический стаж, который может влиять на величину зарплатыработающего преподавателя вуза, но не входят в трудовой стаж, влияющий на величину пенсии!). Большинство пенсионеров (возьмем, для примера, мужчин, не имеющих пенсионных льгот), начавших трудовую жизнь в 18 лет, к моменту достижения пенсионного возраста 60 лет имеют трудовой стаж от 37 лет (у закончивших вуз по очной форме) до 42 лет. А у «остепененного» преподавателя вуза к этому возрасту трудовой стаж никак не будет превышать 26-27 лет!

Таким образом, преподавателю вуза, достигшему пенсионного возраста, совершенно не выгодно выходить на «заслуженный», – но приближенный к нищенскому существованию, – «отдых». Немало пожилых интеллектуалов, которые благодаря суммарной зарплате вузовского преподавателя и пенсии пока могут не только сводить концы с концами, но и оказывать посильную помощь своим детям, находящимся порой тоже в трудной экономической ситуации, – особенно в «депрессивных регионах» которых немало в стране. Теперь, после увольнения «на пенсию» эти пожилые интеллектуалы «заскребут ложками по мискам». Такая перспектива – пугает ! Вот здесь то и возникает почва для социальной и социально-психологическойпроблем.

            Социальная проблема имеет некоторый «расплывчатый характер, но сказать о ней все-таки нужно. Известно, пенсионеры представляют собой достаточно активную часть электората. Их дисциплинированный приход на участки для голосования во многом предопределяет результаты выборов. Появление в этом электоральном сегменте 100 тыс. уволенных из вузов пенсионеров, недовольных тем, как с ними поступили, вероятно, не окажет существенного влияния на результаты голосований в общероссийском масштабе. Однако следует учитывать протестные настроения этой социальной группы.

Более значимой (на «местном» уровне – кафедры) является проблема возникновения социально-психологических конфликтов в вузе.

Социально-психологическая проблема представляется как следствие рассмотренной вышеорганизационно-педагогической проблемы кафедры (и вуза) и экономической проблемы отдельногопреподавателя пенсионного возраста. С этой точки зрения на «простой» способ решения проблемы кадров в вузе как раз и обнаруживается «обратная сторона медали».

Преподаватели пенсионного возраста, имеющие соответствующие статусные позиции, ученую степень и звание, всеми силами, правдами и неправдами, держатся за свою работу на кафедре. Для этого они делают все, чтобы оставаться незаменимыми. Для достижения этой цели используются все средства, включаяпсихологический террор (моббинг), изгнание более молодых и продуктивных конкурентов с ученой степенью и званием, относящихся к «остаткам» средней возрастной, а зачастую –  даже и предпенсионнойгруппы.

Это достигается совместными усилиями пенсионеров «старшей» и «средней» возрастных групп с подключением или нейтрализацией членов «младшей» возрастной группы пенсионеров и жесткого подчинения молодого поколения преподавателей. Занимая ключевые позиции на кафедре, имея соратников по пенсионной группе на других кафедрах, на факультетском и университетском уровне управления, преподаватели «старшей» и «средней» пенсионной группы легко добиваются своих целей.

Если даже более молодой конкурент после одного-двух лет массированного «психотеррора» на кафедре не уволился «по собственному желанию», то запускается механизм так называемого «конкурсного отбора». По сути, это комиссионное решение (большинством голосов): «рекомендовать» (или «не рекомендовать») своего конкурента к продлению трудового договора на следующий срок.

Социально-психологическая проблема, являющаяся следствием непродуманности кадровой политики в вузе, выливается в конфликтные ситуации на кафедре, ухудшение социально-психологического климата, порождает профессионально-деструктивное [24] поведение, безнравственные поступки, приводит к развалу кафедры.

Таким образом, предлагаемый властями «простой» путь решения кадровой проблемы, рассматриваемой исключительно в качестве следствия «демографической ямы», может привести лишь к обострениюразличных аспектов этой проблемы.

Публикации в прессе свидетельствуют, что власть только еще приступает к проблеме «профессорской безработицы». Хорошо еще, если так обстоит на самом деле и в Министерстве образования стали, хотя бы,задумываться. А то ведь, как справедливо отмечают журналисты, «чиновники известны склонностью игнорировать сколько-нибудь долгосрочные проблемы и отмахиваться, как от назойливых мух, от тех интеллигентов, кои пытаются им напомнить, что жизнь еще хуже, чем думалось» [25].

Вот и демографию долгое время пытались игнорировать, хотя ее показатели были вполне понятны и однозначны: резкое и неуклонное падение рождаемости в стране идет уже более десяти лет! Многим и сегодня кажется, что вот у нас уже рождаемость начинает расти (исключительно «благодаря материнскому капиталу»), поэтому вот-вот «все будет хорошо!».

Однако следует иметь в виду, отмечаемое с 2007 г. увеличение числа родившихся – это вообще-то, не «рост рождаемости». Коэффициент суммарной рождаемости считается как число рожденных на одну женщину детородного возраста рождаемостью, а он едва достиг и 1,6. А для простого воспроизводства населения (без увеличения его численности) коэффициент суммарный коэффициент рождаемости должен быть 2,11–2.15. Увеличение числа роившихся имеет простое объяснение: в эти годы вступило в период продолжения рода последнее (!) относительно «многолюдное» поколение, рожденное в 1981 – 1989 гг.

Даже если сейчас «вдруг!» и в самом деле резко поднять рождаемость, то и в этом случае новые студенты появятся в вузах только через 17 лет. Сколько у нас сейчас имеется учеников пятого класса, столько же у нас через пять лет будет десятиклассников. Или – чуть меньше.

А пока – преподавателям надо откровенно сказать: дамы и господа, от почти каждый третий из вас окажется лишним. Кто персонально попадет в этот процент – каждый раз будет определяться «на местах». По обстановке. И здесь будут задействованы все критерии «выживаемости». И это еще не все: предстоит и «оптимизация» количества вузов в России. Об этом – далее.



[1] Смирнов Л., 2010.
[2] Товкайло М., 2010.
[3] Концепция…, 2011, с. 8.
[4] Фурсенко: Студентов станет…, 2010.
[5] Концепция…, 2011, с. 8.
[6] Демографический кризис в России (б.д.).
[7] Лория Е., 2011.
[8] Чекмарева Е., 2010.
[9] Смирнов Л., 2010.
[10] Там же.
[11] Приводится по: Смирнов Л., 2010.
[12] Образование…,  2007.
[13] Лесков С.,.2007.
[14] Дружилов С.А., 2008; 2010 (журн. Педагогика).
[15] Высшее образование…, 2007.
[16] Товкайло М., 2010.
[17] Дружилов С.А., Соискатели…, 2010.
[18] Юсипова Д.Р., 2008.
[19] Возовикова Т., 2011.
[20] Дружилов С.А., «Alma mater», 2011.
[21] Товкайло М., 2010.
[22] Там же.
[23] Волчкова Н., 2011.
[24] Дружилов С.А. Профессиональные деформации…, 2010.
[25] Смирнов Л., 2010.

Это достигается совместными усилиями пенсионеров «старшей» и «средней» возрастных групп с подключением или нейтрализацией членов «младшей» возрастной группы пенсионеров и жесткого подчинения молодого поколения преподавателей. Занимая ключевые позиции на кафедре, имея соратников по пенсионной группе на других кафедрах, на факультетском и университетском уровне управления, преподаватели «старшей» и «средней» пенсионной группы легко добиваются своих целей.

Свежие записи

Экология личности и проблемы загрязнения социальной и информационной среды

Аннотация. Ко второй четверти XXI в. стала актуальной проблема защиты человека от воздействия загрязнений не только его физического окружения (природного и рукотворного), но и общественной и информационной реальности. В статье рассматривается экология человека как научное направление в соотнесении его с социальной экологией. Цель статьи – изучение взаимодействия личности с социальной и информационной средой, а также выявление соответствующих этой среде негативных факторов – «загрязнений». Проводится дифференциация понятий «пространство» и «среда» применительно к общественному и информационному окружению человека. В зависимости от объема охвата общества выделены три вида социальных загрязнений:
1) локальные – в отдельных учреждениях; 2) масштабные – сферы трудовой за-нятости; 3) глобальные – деструктивные социальные технологии, вносимые извне. Информационная среда является неотъемлемой составляющей социальной среды. Понятие «информационное загрязнение» рассматривается в двух аспекта: а) узком – параметрическом; б) широком – семантическом и прагматическом. Информационные загрязнения могут не только быть побочным продуктом информационных технологий, но и создаваться осознанно в целях манипулятивного воздействия на личность.
Ключевые слова: экология человека, социальная экология, экология личности, социальная среда, информационная среда, социальные загрязнения, информационные загрязнения, токсичные методы управления, моббинг, манипулятивное информационное воздействие/

Ссылка для цитирования: Дружилов С.А. Экология личности и проблемы загрязнения социальной и информационной среды // Общество: социология, психология, педагогика. 2024. № 9. С. 36–44. https://doi.org/10.24158/spp.2024.9.4.

Введение. От экологии как раздела биологии – к экологии человека и социальной экологии. Изначально понятием экология (в буквальном переводе слова – учение о «доме», месте проживания), введенное Э.Геккелем в 1866 г., обозначалась совокупность естественно-научных знаний (раздел биологии) о взаимодействиях живых организмов и их сообществ между собой и с окружающей их средой (Никольский, Степанов, 2011). При широком понимании объектов экологии к ним можно отнести и человека, и сообщество людей, а также их взаимодействие с жизненной средой человека в разнообразных ее проявлениях. В дальнейшем в эту совокупность экологических знаний, отдельно от биоэкологии, включают экологию человека – комплекс дисциплин, исследующих взаимодействие человека как индивида (биологической особи) и личности (социального существа) с окружающей его природной и преобразованной человеком средой. Особенностью экологии человека является социобиологический подход. Дж.Л.Янг рассматривал экологию человека в качестве междисциплинарного направления (Young, 1974). В.П.Казначеев трактует экологию человека (антропоэкологию) как комплексное междисциплинарное научное направление (Казначеев, 1983) в экологической науке, изучающее «закономерности взаимодействия человека со средой его жизни, в том числе и с другими людьми» (Казначеев, 1986. с. 9).

Во второй половине XX-го века в связи с обеспокоенностью человечества проблемами загрязнений окружающей человека природной среды экологическое учение выходит на новый уровень. Экология стала рассматриваться как комплексная трасдисциплинарная наука, выступающая в качестве инструмента охраны жизненной среды от человека (снижения антропогенной нагрузки от его деятельности) и для человека (сохранения природных ресурсов для будущего), и даже – как мировоззрение. Н.Ф.Реймерс, приводит схему экологических наук, включающую более 50-ти научных направлений, к которым относится биоэкология, прикладная экология, экология человека, социальная экология и др. (Реймерс, 1994).

Исследователи (Б.Б.Прохоров, Н.Ф.Реймес) отмечают наличие взаимосвязей и взаимовлияния антропоэкологии и социальной экологии, а также и связей последней – с общественными науками – социологией, психологией, экономикой (Прохоров 1991).
В составе общей экологии традиционно выделяют экологию человека, социальную экологию (включая экологию личности), прикладную экологию – промышленную (или инженерную), медицинскую и др. (Реймерс, 1994; Прохоров, 2005). Н.Ф.Реймерс рассматривает экологию человека и социальную экологию как метанауки, «сохраняющие от биологической предшественницы лишь общий принцип» (Раймерс, 1994, с. 283), суть которого – изучать человека «как центральный объект в основе большой, как правило, многоуровневой системы, называемой “средой”» (Раймерс, 1994, там же). В его понимании, экология человека – это комплекс дисциплин, исследующих взаимодействие человека как индивида (особи) и личности с окружающей его природной и социальной средой». А предметом социальной экологии является исследование связи человека (как личности) и общественных структур (начиная с семейных и других малых групп) с природной и социальной средой их жизни. Подчеркивается, что «любые аспекты экологии человека имеют и социальный подтекст».
Исходя из понимания личности как общественной сущности человека, Н.Ф. Раймерс относит экологию личности и к экологии человека, и к социальной экологии (Раймерс, 1994). Б.Б.Прохоров предлагает рассматривать экологию человека как составляющую социальной экологии и считает оправданным применение понятия «социальные аспекты экологии человека» (Прохоров, 2005). Согласно современным воззрениям, и экология человека и социальная экология являются самостоятельными научными направлениями (Чуйков, 2017).

Дальнейшее изложении материала основывается нами на тезисе, согласно которому экология личности ориентирована на изучение взаимодействия личности с социальной и информационной средой, а также на выявление соответствующих этой среде негативных факторов («загрязнений»).

Пространство, среда и ее загрязнение: общие положения

Понятия «пространство» и «среда» – не идентичны. Пространство предстает как объективная реальность (Шакирова, 2014), в которой могут существовать вещи и явления (космическое пространство, воздушное пространство и др.), протекать процессы, независимо от человека, его представлений и ценностей и не оказывающих на него влияния. Среда же всегда связана с присутствием в ней людей и отражает их взаимоотношения (Калюжный, 2015). Таким образом, среда – это часть пространства, с которой человек соприкасается, в которой живёт. Среда есть то, среди чего пребывает индивидуум, что служит посредствующим звеном для его активности, может быть источником его трудностей, неблагополучия – или ресурсом для его достижений. В среде обитания человека будем выделять социальные и информационные компоненты, образующие соответствующую среду. Среда обитания может влиять на человека позитивно, – поддерживая его жизнедеятельность, или негативно – нанося ему вред.

Под загрязнением среды жизни понимается нежелательное изменение ее свойств, которое приводит (или – может привести) к вредному воздействию на человека, его физическому, психическому или ментальному или социальному неблагополучию. Загрязнения среды провоцируют «сбои» в функционировании организма и психики индивида. Загрязнениям подвергается не только природная среда, но и социальная среда, а также информационная  среда общества.

Социальная среда человека – это часть социального пространства внутри сообщества, непосредственно окружающую субъектов и включающую их в себя. Социальная среда связана с индивидуально-личностными и общественными характеристиками (и их проявлениями) находящегося в ней человека. Социальная среда рассматривается как фактор влияния на становление личности, ее развитие, а также на ее психологическое благополучие. По Б.Б.Прохорову, социальная среда – это совокупность общественных условий жизнедеятельности человека, оказывающих воздействие на его сознание и поведение. Социальная макро-среда охватывает экономику, общественные институты, общественное сознание, культуру. Социальная микро-среда включает ближайшее окружение человека – семью, трудовой, учебный или иной коллектив, группу (Прохоров, 2005) и предстает как социально-психологическая среда.

Социальная среда человека рассматривается нами как контекст его социального окружения, где он проживает (или находится) и где происходят события, касающиеся его личности. В состав социальной среды человека входит культура (в широком смысле, включая традиции, нормы поведения, нравственные ценности), в которой человек получил образование и профессию, а затем живет и личностно реализуется, а также люди и учреждения (организации), с которыми он контактирует. Социальная среда человека – более широкое понятие, чем (только) семейная или профессиональная принадлежность, круг общений или социальный класс и др. и, в тоже время, – локализованное, обусловленное непосредственной со-причастностью личности к определенному сообществу (или сообществам).

Отметим, что взаимодействие человека с социальной средой (и влияние компонентов этой среды на личность) может осуществляться как непосредственно (лично), так и через технические средства связи (телекоммуникации).

 Информационное пространство и информационная среда

Информационное пространство предполагает полное отсутствие границ и привязки к определенной местности. Это специфическое пространство, в котором создается, перемещается и потребляется информация. Современное глобальное информационное (цифровое) пространство – Интернет, ничем не ограниченное для доступа любого человека, имеющего девайс (компьютер, смартфон, планшет и др.), подключенный Сети, раздвигает границы индивидуального «жизненного мира». Личность может здесь получить векторы восприятия физических и общественных явлений, оценки исторических и нынешних событий, шаблоны поведения в определенных обстоятельствах, сформировать отношения к социальным ситуациям и к людям, в них участвующих. Информационное пространство рассматривается как поле (или сфера) социальных отношений людей (Болховский, 2010; Федорова Ж.В., 2019). Информационное пространство всегда полифункционально, потоки сведений, циркулирующих в нём, хаотичны, сообщения многозначны. В информационном пространстве любой индивидуум может быть не только объектом, получающим разнообразные сведения, но и субъектом, распространяющим какие-либо данные, преследуя при этом значимые для него цели. Его пользователи («посетители») посредством своих цифровых девайсов могут «бродить» (странствовать), «серфить» по этому пространству в поисках интересующих их сведений, а зачастую – развлечений, впечатлений, времяпрепровождения. Тем самым человек расширяет свою индивидуальную информационную среду, увеличивая риски целенаправленых негативных воздействий на него, основанных на «цифровых следах» (Худяков, Ананьев, 2023) от Интернет-визитов.

Информационная среда, с одной стороны, является неотъемлемой составляющей социальной среды человека, с другой – является частью общего информационного пространства (Ожерельева, 2014). Исследователи исходят из понимания того, что в социуме всегда существует независимая от индивидуума социокультурная система получения, хранения и передачи информации (Петрова, 2014). Эта социокультурная система является естественной основой возникновения информационной среды, в которой живет человек и взаимодействует с другими людьми. Возникшая информационная среда предстает как объективный феномен – носитель социальной информации» (Курлов, Каюмов, 2018); эта информация может быть актуализирована и направлена субъектом на конкретный объект. Исследователи отмечается, что информационная среда имеет особую природу, позволяющую считать ее атрибутом социума (Курлов, Каюмов, 2018).

В отличие от информационного пространства, информационная среда не существует независимо от человека (как личности), являющегося пользователем информации; более того, она ситуативна для этой личности. Человек, исходя из своих субъективных потребностей и личностных воззрений, выделяет и структурирует в информационном пространстве ту часть, которая отвечает его представлениям и предпочтениям. Эта выделенная часть предстает для личности как пространство возможных взаимодействий, что «дает ей статус информационной среды в данной ситуации» (Панов, Патраков, 2020, с. 38).  В современных подходах информационная среда рассматривается как «специфическая форма социальной организации» (Зотов, Кривоухов, Васильева 2022, с. 15), которая благодаря новым информационно-телекоммуникационным технологиям становится основой для формирования информационных связей (социальных коммуникаций) между людьми.

Загрязнения социальной среды

Термин «социальное загрязнение» впервые использовал Дж.Пфеффер. Автор пишет, что негативные последствия социального загрязнения могут быть более значительными, чем загрязнение природной среды. Отмечается, что социальные загрязнения производственной среды предприятия или учреждения зачастую являются причинами нарушений физического здоровья и снижения качества жизни работников (Pfeffer, 2010).

Явление «социальное загрязнение» применительно к организации (учреждению и др.) отечественные исследователи рассматривают как процесс снижения качества жизни, сопряженный с нанесением ущерба благосостоянию и причинением вреда физическому и психологическому благополучию работникам этой организации (Фёдорова, Парсюкевич, 2013; Федорова, Коропец, Мельникова, 2017). В широком понимании феномен «социальное загрязнение» трактуется как «множественность следов» человеческого присутствия, его деятельности и поведения в среде обитания, не соответствующих культурным нормам и устоям, что, в свою очередь, негативно влияет на социальное благополучие людей (Филоненко, Штомпель Л., Штомпель О., 2019).

В зависимости от объема охвата загрязнениями социума, будем выделять: (1) Локальные социальные загрязнения (в отдельных учреждениях и др.); (2) Масштабные социальные загрязнения – сферы трудовой занятости; (3) Глобальные загрязнения общества.

(1). Социальные загрязнения среды внутриорганизационной среды. Исследователи часто используют выражение «токсичное рабочее место» (а также «токсичное руководство», «токсичный менеджмент»). Термин «токсичность» и производные от него понятия применяется ими для обозначения таких социально-психологических факторов в учреждении (или организации), которые вызывают стресс у сотрудников (Macklem, 2005). Главной причиной возникновения «токсичного» рабочего места является ориентация работодателя преимущественно на получение собственной прибыли в ущерб благополучию наемных работников (Гатти, Федорова, 2012; Федорова, Коропец, Мельникова, 2017).

Исследователи называют множество источников стресса на рабочем месте: чрезмерная загруженность; социальная отчужденность; нечеткость формулировок профессиональных обязанностей; препятствия для карьерного роста; неблагоприятный социально-психологический климат; проблемные отношения с руководством и/или коллегами; и др. (Colligan, Higgins, 2005). Доминирующим фактором, обусловливающим появления большинства стрессоров является, так называемое, «токсичное руководство» (Goldman, 2009). Отмечается, что деструктивныетоксичные» – в психологическом смысле) методы руководства приводят работников к стрессогенным последствиям: снижению уровня адаптации их организма; увеличению частоты соматических и психических заболеваний, снижению работоспособности и др. (Федорова, Парсюкевич, 2013). Значимым стрессором для работника является ситуация, когда рядом с ним находятся люди, которых справедливо относят к «токсичному» персоналу (Эсаулова, Нагибина, 2017).
А.Э.Федорова (с соавт.) обращает внимание на то, что причинами стресса является «токсичность организационной среды», возникновение которой связано не только с наличием 3-х указанных выше «токсичностей» (рабочего места, руководства и персонала) (Гатти, Фёдорова, 2014), но и с использованием менеджментом организации токсичных кадровых технологий (Федорова, Каташинских, Дворжакова, 2016). В свою очередь, в качестве явных причин использования на предприятии токсичных методов управления, – кроме кризисных явлений в экономике, – исследователи называют «усилия менеджмента по снижению затрат на рабочую силу» (Федорова, Дворжакова, Парсюкевич, 2015, С. 48; Федорова, Коропец, Мельникова, 2017). Следствием этого, является быстрое распространение токсичных практик управления, приводящее, как отмечают указанные исследователи, к «высокой степени неуправляемой токсичности в организации» (Там же).
И.В.Калашникова (с соавт.) приводит обширный перечень форм проявления загрязнений социальной среды в виде «токсичного рабочего места» (Калашникова, Козырская, Аникеева, 2021). Приведем основные из них, характерные для учреждений и организаций:

– Уровень реальной заработной платы не соответствует прожиточному минимуму в регионе;
– «Серые» схемы оплаты труда: весьма «скромная» гарантированная часть плюс «компенсационная добавка», зависящая от расположенности/нерасположенности руководителя к работнику;
– Сокращения и увольнения по инициативе работодателя  или принуждение работника: к увольнению «по собственному желанию»; к переходу на неполную занятость (на долю ставки); к заключение краткосрочных трудовых договоров и другие формы прекаризации трудовой занятости(Гатти, Федорова, 2014);
– Нездоровые (деструктивные) формы соперничества в коллективе;
– Конфликтность межличностных коммуникаций, неблагоприятный социально-психологический климат;
– Токсичность непосредственного руководителя;
– Увеличение социальной дистанции между руководителем и сотрудниками;
– Различные формы психологического давления (в том числе моббинг, боссинг и др.). Отметим, что исследователи фиксируют наличие моббинга в каждой пятой Российской компании (Гатти, Фёдорова, 2014), что является основанием далее подробнее рассмотреть это явление.

Важным фактором социального загрязнения, а следовательно, проблем в социально-трудовой сфере, является существенные различия в уровне оплаты труда. Это относится и к внутрифирменной дифференциации оплаты труда, где исследователи отмечают две тенденции (Соболев, 2013;. Федорова, Парсюкевич, 2013): 1) возрастает разрыв между зарплатой руководителей и основной массы сотрудников, что приводит к усилению статусной дифференциации на предприятии; 2) сближается уровень оплаты сотрудников с высокой и низкой квалификацией, что приводит к их неудовлетворенности и снижению мотивации.

    Моббинг как фактор социального загрязнения.
Х.Лейменн охарактеризовал моббинг как «психологический террор», который включает систематически повторяющееся враждебное и неэтичное отношение одного или нескольких людей, направленное против другого человека  (Leymann 1997). Сочетание деструктивных методов руководства и конкурентных отношений между сотрудниками в организации (учреждении) или его подразделениях может приводить к моббингу. Термином «моббинг» обозначается форма психологического насилия в виде травли сотрудника в коллективе с целью его последующего увольнения (Колодей, 2021). Возникновение в организации таких явлений как моббинг (по отношению к отдельным сотрудника со стороны коллег), или боссинг (когда психологический террор инициируется и/или поддерживается руководителем), является признаком токсичных методов управления персоналом и предстает как социальное загрязнение внутриорганизационной среды. Исследователи отмечают, что «моббингу присущи динамические компоненты, приводящие к эскалации отношений с серьезными психологическими и физическими последствиями для объекта моббинга» (Чикер, Почебут, 2016, с. 142). Моббинг рассматривается указанными авторами как «феномен группового давления на члена рабочей группы в конфликтной ситуации». Соответствующие конфликтные ситуации могут преднамеренно создаваться (или провоцироваться) менеджментом организации. Объектом («жертвой») моббинга может стать как отдельный человек, так и группа сотрудников организации, обладающих сходными признаками. Боссинг, направленный на одного из сотрудников, сопровождается формированием в организации группировок, которые также оказывают психологическое давление на избранную «жертву».

(2). Масштабные социальные загрязнения: флексибилизация сферы труда. Флексибильность предстает как гибкость рынков труда и рабочей силы. Цель политики флексибильности – «в общем снижении трудовых издержек со стороны работодателей, смягчении трудового законодательства в их пользу» (Розеватов, 2014. с. 75). Отметим, что в определенной гибкости своей трудовой занятости заинтересована часть населения: женщины с маленькими детьми, студенты, пенсионеры, представители некоторых творческих профессий и др. Мы же рассматриваем флексибильность с позиций «вредности» для наемного работника, вносимой в социально-трудовую среду.

Флексибильность подразумевает смещение регулирования трудовых отношений в сторону децентрализации, что связано с сокращением нормативно-правовых актов, охранявших права наемных сотрудников.  Введение флексибильности в организацию занятости работников означает отход от «стандартной» модели трудовых отношений в условиях полной занятости (8-ми часового рабочего дня, как правило, 40-часовой рабочей неделе) на постоянной основе, при наличии бессрочного трудового договора (Дружилов, 2020).

С позиций менеджмента флексибильность предполагает следующие походы к организации труда: а) разнообразие в системе оплаты труда сотрудников; б) вариативность рабочего времени, включая возможность частичной занятости; в) гибкость в процессе найма и перемещения персонала – упрощение процедур увольнения, привлечения временных работников и др. Зависимость сотрудников от нанимателя и уменьшение их социальной защищенности, одностороннее вынужденное приспособление к требованиям, работодателя – создает угрозу личностной «ломки» под давлением жестких условий (Дружилов, там же). Политика флексибильности приводит к прекаризации (нестабильности, ненадежности) занятости (Бобков, 2018; Дружилов, 2020), что означает превращение ранее относительно защищенных трудовых отношений в негарантированные. Установлено, что прекарные условия труда ухудшают качество трудовой жизни, вызывая повышение уровня стресса у сотрудников (Kalleberg, 2012).

(3). Глобальные загрязнения общества как результаты деструктивных социальных технологий, внедряемых извне. Рассмотрим одну из технологий. Социальная технология «Окно Овертона» представляет собой метод воздействия на общественное мнение, позволяющий продвигать идеи, которые оказываются в противоречии с сложившимися стереотипами и устоявшимися этическими нормами. Метод используется для внедрения в сознание людей деструктивных идей, а его конечной целью является изменение общественного сознания (Володенков, Федорченко, 2015). Делается это постепенно, незаметно, путем смещения границ («рамок») допустимого (Дробышева, 2015). Технология включает 5 последовательных шагов (стадий или этапов):

1) от «немыслимого» до «радикального» – введение в дискуссионное поле (научные круги или СМИ) идеи, которую массовое сознание категорически отвергает. Отметим, что экзистенциальное значение «немыслимого» психологи связывают с отвержением так обозначаемых моральных норм поведения в социуме, с недопустимостью ситуаций, которые понимаются большинством людей как немыслимые (Знаков, 2021).

2) от «радикального» до «приемлемого» – целенаправленное информационное воздействие, при котором формируется психологическая установка, позволяющую воспринимать людьми идею как нечто возможное и уже в каких-то формах существующее в жизни, следовательно, в принципе, допустимое.

3) от «приемлемого» до «разумного» – постепенное внедрение в сознание людей мысли, что новая идея заслуживает непредвзятого отношения и воспринимается как неизбежная данность, которую нужно учитывать.

4) от «разумного» до «популярного» – активно формирование стремления людей поддержать распространяющуюся в обществе идею и доброжелательно относиться к ее сторонникам.

5) от «популярного» до «нормы» – ранее немыслимая идея становится неоспоримым стереотипом сознания и поведения большинства людей в обществе.

За счет этой технологии, как отмечают исследователи, в социум внедряются идеи однополых браков, сексуальной свободы, феминизма, гомосексуализма, педофилии, ювенальной юстиции и другие деструктивные «новшества» (Суздалева, Горюнова, 2015). Существуют и другие манипулятивные социальные технологии, применяемые в медио-среде, которые предстают как вредоносные загрязнения.

Загрязнения информационной среды

Внимание к информационной экологии, как отмечал Р.Капурро возникают в обществах, насыщенных информацией, и связано с информационным загрязнением (Capurro, 1990). Среди отечественных исследователей получило распространение обозначение этим термином потока «дисгармоничной, хаотической, разрушительной информации, воздействующий на человека, преимущественно через его зрение и слух» (Дружилов, 2013, с. 89). Перенасыщенность и неупорядоченность этого потока сведений требует от человека значительного напряжения его психических функций для восприятия, переработки, оценки, «фильтрования» и использования поступающей информации. Распространяемая информация не является нейтральной: она не только «информирует», но и руководит решениями и действиями человека (Orman, 2015).
К информационным загрязнениям относится не только недостоверная информация, дезинформация, но и так называемая «плохая информация», целенаправленно распространяемая для нанесения вреда людям – формирования у человека негативных психических состояний и эмоций, побуждения его к деструктивным поступкам; информация, имеющая манипулятивный характер и др. (Напсо, 2024).

Понятие «информационное загрязнение» рассматривается в двух аспекта: узкомобъемно-интенсивностном (параметрическом) и широкомсемантическом и прагматическом.

 а) информационное загрязнениеузком смысле) – это наличие избыточной информации, затрудняющей ее восприятие. При чрезмерно большом объеме и интенсивности потока сведений, превышающего «пропускную способность» индивидуума, информация может оказывать вредное воздействие на психику человека, проявляться в негативных психологических состояниях и патологических нарушениях его поведения.

 б) информационное загрязнениешироком смысле) – это присутствие неадекватной информация, дезинформации, а также информации, побуждающей человека к деструктивным поступкам. Такое загрязнение может быть не только «побочным продуктом» информационно-коммуникационных технологий, но и создаваться осознанно и с определенными целями. Здесь важна оценка исследователем семантической (связанной со смыслом) и прагматической (связанной с влиянием на поведение) составляющих информации, поступающей человеку.

 Современная информационная среда имеет широкий спектр воздействий на психику человека: аудиовизуальные сигналы; эффекты виртуальной реальности; возможности для формирования у человека состояния информационного перенасыщения и др. (Труфанова, 2019). Говоря о негативном информационно-психологическом воздействии, исследователи имеют в виду его манипулятивный характер (Астахова, Харлампьева, 2009). В качестве мишени такого воздействия предстает личность. Отмечается, что информационная манипуляция, «являющаяся инструментом влияния как на индивидуальное, так и на массовое сознание» (Акопов, 2011, c. 88), активно используется в «информационной войне» в сети Интернет для достижения как локальных, так и глобальных целей манипуляторов.

Информационные технологии (IT) позволяют осуществлять целенаправленное и индивидуализированное воздействие на человека через его девайс (смартфон, планшет и др.), идентифицируя персону по аккаунту. Подбор сведений и направленность информационно-психологического воздействия выбирается искусственным интеллектом Сети на основе определения принадлежности пользователя к определенной социальной группе и/или на его личностных предпочтений в серфинге по Сети (Денисенко, Ященко, 2023).

Стремительное развитие IT и их растущее давление на психику и сознание человека вызывает необходимость новых исследований сфере информационной экологии. Эти исследования должны быть направлены на изучение социальных, психологических и информационно-экологических вопросов аспектов, а также на разработку мер по защите людей от вредоносной информации, загрязняющей информационную среду. В новой реальности возрастает значимость информационной гигиены как научного направления.

Список источников:

 Акопов Г.Л. Феномен информационных войн в сети «Интернет» и его воздействие на современную политику // Государственное и муниципальное управление. Ученые записки. 2011. № 1. С. 86–102.

Астахова Л.В., Харлампьева Т.В. Критическое мышление как средство обеспечения информационно-психологической безопасности личности: Монография. М., 2009. 136 с.

Бобков В.Н. Характеристики неустойчивости стандартной и нестандартной занятости в современной России // Мир новой экономики. 2018. № 3. С. 128–139. DOI: 10.26794/2220-6469-2018-12-3-128-139

Болховский А.Л. Медиатехнологии как средства социального воздействия // Научные проблемы гуманитарных исследования. 2010. № 10. С. 224–233.

Володенков С.В. Федорченко С.Н. Окно Овертона – манипулятивная матрица политического менеджмента // Обозреватель. 2015. № 4. С. 83–93.

Гатти М., Федорова А.Э. Влияние концепции социального загрязнения на благосостояние работников организации // Дискуссия. 2012 № 10. С. 38–40.

Гатти М., Фёдорова А.Э. Токсические элементы корпоративных социально-трудовых отношений: рабочее место, руководство и персонал // Вестник Омского университета. Серия «Экономика». 2014. № 2. С. 46–51

Денисенко В.В., Ященко А.С. Применение искусственного интеллекта для анализа сетевого трафика // Международный журнал гуманитарных и естественных наук. 2023. № 1-1 (76) С. 19–22. DOI:10.24412/2500-1000-2023-1-1-19-22.

Дробышева E.Э. Культура vs цивилизация: взгляд через «Окно Овертона» // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2015. № 5 (67). С. 58–64.

Дружилов С.А. «Загрязненность» информационной среды и проблемы психологического здоровья личности // Современные наукоемкие технологии. 2013. № 4. С. 89–92.

Дружилов С.А. Информационное общество: социально-гигиенические аспекты трансформации института занятости и трудовой среды // Гигиена и санитария. 2020. Т. 99. № 7. С. 663–668. DOI: 10.47470/0016-9900-2020-99-7-663-668

Знаков В.В. Понимание немыслимого // Вопросы психологии. 2021. Т. 67. № 1. С. 3–14.

Зотов В.В., Кривоухов А.А., Васильева И.Н. Социально-сетевое взаимодействие в сети Интернет: к определению феномена медиа // Коммуникология. 2022. Том 10. № 4. C. 13–22. DOI 10.21453/2311-3065-2022-10-4-13-22.

Казначеев В.П. Очерки теории и практики экологии человека. М., 1983. 260 с.

Казначеев В.П. (ред.). Проблемы экологии человека [cборник научных трудов] / АН СССР. Научный совет по проблемам биосферы; отв. ред. В.П.Казначеев. М., 1986. 141 с.

Калашникова И.В., Козырская И.Е., Аникеева Н.С. Социальное загрязнение корпоративного пространства как феномен деструктивного менеджмента // Вестник Тихоокеанского государственного университета. 2021. № 3 (62). С. 69–78.

Калюжный К.А. Информационная среда и информационная среда науки: сущность и назначение // Наука. Инновации. Образование. 2015. Т. 10. № 2. С. 7–23.

Колодей К. (Colodej C.) Моббинг. Психотеррор на рабочем месте и методы его преодоления / Пер. с нем. Харьков, 2021. 404 с.

Курлов А.Б., Каюмов А.Т. Информационная среда как субстрат современного общества // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. 2018. Вып. 4 (793). С. 276–288.

Напсо М.Б. К вопросу о социально-психологических последствиях оборота недостоверной информации в условиях цифровизации // Человеческий капитал. 2024. № 1(181). С. 181–191. DOI: 10.25629/HC.2024.01.19

Никольский А.А., Степанов Д.А. Эрнст Геккель – основоположник науки экологии // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Экология и безопасность жизнедеятельности. 2011. № 1. С. 5–11.

Ожерельева Т.А. Об отношении понятий информационное пространство, информационное поле, информационная среда и семантическое окружение // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. 2014. №10. C. 21–24.

Панов В.И., Патраков Э.В. Цифровизация информационной среды: риски, представления, взаимодействия: монография. М., Курск, 2020. 199 с.

Петрова Е.В. Человек в информационной среде: социокультурный аспект. М., 2014. 137 с.

Прохоров Б.Б. Экология человека: Социально-демографические аспекты. М., 1991, 110 с.

Прохоров Б.Б. Экология человека. Понятийно-терминологический словарь. Ростов-на-Дону, 2005. 476 с.

Реймерс Н.Ф. Экология (теории, законы, правила принципы и гипотезы). М., 1994, 367 с.

Розеватов Г.А. Флексибилизация рынка труда как основа появления нестандартной занятости // Вестник Поволжской академии государственной службы. 2014. № 2 (41). С. 75–80.

Соболев Э.Н. Критерии эффективности политики в сфере труда // Человек и труд. 2013. №1. C. 53–59.

Суздалева А.Л., Горюнова С.В. Окна Овертона в развитии современной концепции биосферы и решении глобальных экологических проблем // Биосфера. 2015. Т. 7. № 4. С. 429–449.

Труфанова Е.О. Информационное перенасыщение: ключевые проблемы // Философские проблемы информационных технологий и киберпространства. 2019. № 1 (16). С. 4–21. DOI: 10.17726/philIT.2019.1.16.1

Фёдорова А.Э., Парсюкевич А.М. Социальное загрязнение от экономической деятельности хозяйствующих субъектов: развитие категориального аппарата // Управленец. 2013. № 4. С. 16–21.

Федорова А.Э., Дворжакова З., Парсюкевич А.М. Диагностика социального загрязнения территории от экономической деятельности хозяйствующих субъектов // Управленец. 2015. № 1 (53). С. 48–53.

Федорова А.Э., Каташинских В.С., Дворжакова З. Прекаризация трудовых отношений как фактор социального загрязнения // Экономика региона. 2016. Т. 12. № 3. С. 802–814. DOI: 10.17059/2016-3-16

Федорова А.Э., Коропец О.А., Мельникова А.С.  Токсические практики управления персоналом: контент-анализ в сети Рунет // Тренды и управление. 2017. № 3. С. 104–119. DOI: 10.7256/2454-0730.2017.3.24138

Федорова Ж.В. Информационное пространство как сфера социально-экономических отношений // KANT. 2019. № 4 (33). С. 194–198.

Филоненко В.И., Штомпель Л.А., Штомпель О.М. Социальная загрязненность городской среды как фактор ее деградации // Власть. 2019. Т. 27. № 6. С. 87–96.

Худяков В.В., Ананьев А.А. Цифровые следы // Криминологический журнал. 2023. № 4. С. 243–246. DOI: 10.24412/2687-0185-2023-4-243-246

Чикер В.А., Почебут Л.Г. Теоретические и методологические основы изучения моббинг-процессов в организациях // Институт психологии Российской Академии Наук. Социальная и экономическая психология. 2016. № 2(2). С. 139–161.

Чуйков Ю.С. Социальная экология и экология человека: объекты и направления исследований // Астраханский вестник экологического образования. 2017. № 1 (39). С. 91–109.

Шакирова Е.Ю. Социокультурное пространство: основания онтологического анализа // Вестник Самарского государственного университета. 2014. № 1 (112). С. 15–19.

Эсаулова И.А. Нагибина Н.А. «Токсичный» персонал: проблемы и методы управления // Управленец. 2017. № 5 (69). С. 58–70.

Capurro R. Towards an Information Ecology // I.  Wormell (еd.). Information and Quality. London: Taylor Graham, 1990. P. 122–139.

Colligan T.W., Higgins E.M. Workplace stress: etiology and consequences // Journal of Workplace Behavioral Health. 2005. vol. 21(2), pp. 89–97.

Goldman A. Destructive leaders and dysfunctional organizations: A therapeutic approach. Cambridge University Press, 2009.

Kalleberg A.L. Job quality and precarious work: clarifications, controversies, and challenges //Work and Occupations. 2012. vol. 39(4), pp. 427–448.

Leymann H. Mobbing. Psychoterror am Arbeitsplatz und wie man sich dagegen wehren kann. Hamburg, 1997. 187 p.

Macklem K. The toxic workplace // Maclean’s. 2005. vol. 118(5), pp. 34–35.

Orman L. Information Paradox: Drowning in Information, Starving for Knowledge // Ieee Technology and Society Magazine. 2015. № 34(4). pp 63–73. doi:10.1109/MTS.2015.2494359

Pfeffer J. Building Sustainable Organizations: The Human Factor. // Academy of Management Perspectives. 2010. vol. 24. № 1. pp. 34–45.

Young G.L. Human Ecology as an Interdisciplinary Concept: A Critical Inquiry // Advances in Ecological Research. 1974. Мol. 8. pp. 1–105 doi:10.1016/S0065-2504(08)60277-9

 

  1. ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО: ТРАНСФОРМАЦИЯ ИНСТИТУТА ТРУДОВОЙ ЗАНЯТОСТИ И СОЦИАЛЬНО-ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ СРЕДЫ Комментарии отключены
  2. ИНФОРМАЦИОННО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЕ ЗАВИСИМОСТИ ЧЕЛОВЕКА В НОВОЙ РЕАЛЬНОСТИ Комментарии отключены
  3. ПСИХИЧЕСКОЕ ЗДОРОВЬЕ И ЭКОЛОГИЯ ЛИЧНОСТИ Комментарии отключены
  4. Психическая адаптация в новой реальности: феномен, факторы, критерии, индикаторы, вызовы Комментарии отключены
  5. Проблемы прекаризации труда и трудовой занятости: социально-гигиенические аспекты Добавить комментарий
  6. Профессиональное благополучие человека и психологические аспекты профессиональной адаптации и профессиональных деструкций Добавить комментарий
  7. Современная информационная среда и экология человека: психологические аспекты Добавить комментарий
  8. Гигиенические аспекты информационно-технологической зависимости человека в новой реальности Добавить комментарий
  9. ПРОФЕССИЯ, ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, СУБЪЕКТ В СИСТЕМЕ «ЧЕЛОВЕК – ПРОФЕССИЯ – ОБЩЕСТВО» Добавить комментарий